Давно уже пора открыть отдельную рубрику рекомендаций для фанфиков по «Хоббиту», благо я успела прочитать немало очень хороших историй как в руфэндоме, так и а англофэндоме
И начать хочется с этой сказки.

Я неимоверна горда тем, что это написали именно по моей заявке На самом деле, этой заявке вообще невероятно повезло – на нее написали две очаровательные мини-зарисовки (Исполнение 1 и Не-исполнение), а также жутковатую альтернативную историю про Кили-полтергейста.
Но я хочу отдельно поговорить про Исполнение 2 – помимо всего прочего меня искренне потрясает работоспособность автора, который всего за три недели создал текст в 28 тысяч слов, каждый день исправно выкладывал по главе, а заодно успевал рисовать иллюстрации и написал Исполнение 3. Просто сердечек и цветов тут, по-моему, уже недостаточно)) Я безумно благодарна автору за то, что он, заинтересовавшись заявкой, не прошел мимо и – главное – дописал историю до конца, не бросив читателей мучиться безвестностью

Так вот, Исполнение 2. Сейчас я буду кусками бессовестно цитировать свои ранее написанные отзывы XD
подробностиЭто получилась совершенно чудесная сказка, которая именно сказка. Возможно, все дело в самой интонации, с которой ведется повествование, возможно, причина в тревожной, но не лишенной надежды атмосфере текста. Он глубокий и красочно-образный – я бы даже сказала, что в нем хорошо чувствуется художественное восприятие мира автором))
Вполне естественно, что главные герои тут – Фили и Кили, они как раздвоенный сюжетный стержень истории, планетарная система с двойной звездой, и именно вокруг них строится и развивается весь текст. Фили – сосредоточенный, спокойный, упрямый... Возможно, именно поэтому из него получается такой замечательный старший брат. Словно именно эта роль - центральная и определяющая для всей его сути. Кили – больше образ-загадка, особенно поначалу, противоречивый, порывисто-яркий, вспыльчивый, не до конца осознающий самого себя. Оба они – совершенно замечательные и искренние очень мальчишки
За счет того, что вся история так центрирована вокруг братьев, все остальные персонажи воспринимаются мимолетными, но при этом яркими и емкими проблесками. Они тоже вызывают сочувствие и сопереживание, но просто эта сказка – не о них. Особенно удачными, на мой взгляд, получились Дис, Торин и Бильбо.
И отдельно хотелось бы отметить сюжет, потому что Кили-призрак тут – не единственное отклонение от канона. Нет, автор понемногу изменяет-адаптирует события книги, при этом не сосредотачиваясь на подробном пересказе неважных конкретно для этой истории моментов, а отмечая их мельком, за кадром. Благодаря этому дополнительно усиливается напряжение, в котором держит читателя текст – ведь далеко не всегда можно быть уверенным, что же именно произойдет дальше.
И от последней главы на душе тепло и спокойно, хоть и немножко грустно – именно так, как должно быть при завершении настоящей хорошей сказки, герои которой прошли длинный и трудный путь.

Специально для тех, кто не приветствует слеш и инцест – в тексте получился совершенно чудесный броманс, к моей особенной радости


Название: Идущий рядом
Фэндом: The Hobbit
Автор: T. A.
Персонажи: Фили, Кили, другие гномы, Бильбо, Гэндальф
Жанр: джен, экшен, драма, ангст
Рейтинг: PG
Скачать: архив с текстом и артами (2,5 Мб)

4,5-6. Фили/Кили. Сказочное АУ: Фили, единственный сын Дис, всю жизнь чувствовал, что ему чего-то не хватает. И в итоге придумал себе воображаемого друга Кили. Никто из Компании в него не верит, все считают, что Фили давно пора повзрослеть... А потом во время битвы, спасая Фили, Кили из-за какой-то магии вдруг становится реальным и материальным.

Исполнение №1
Исполнение №2, части: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 закончено
Арт-1 Арт-2 Арт-3
Исполнение №3, части: 1 2 3 4 закончено
Зарисовка от заказчика
Не-исполнение (мини-зарисовка)

Название получилось в честь одной из моих самых любимых песен прекрасной группы Зимовье Зверей, что лично для меня стало отдельным поводом для счастья


Listen or download Зимовье зверей Идущий рядом for free on Prostopleer


цитаты и спойлеры– Уснул? – громкий шёпот Кили выдёргивает его из мрачных мыслей, и Фили мотает головой.
– Сам ты уснул! Ты что это притащил? И почему за коридором не следишь? – вообще-то, Фили нисколько не сердится, но роль старшего брата надо воспринимать всерьёз.
– Не переживай, я подёргал дядю Двалина за усы, а он даже не шелохнулся. Если и от такого не просыпается, значит, можно не беспокоиться.
Фили подавляет приступ шокированного кашля, уже готовясь высказать брату все, что он думает о способе проверки глубины дядиного сна, но отказывается от этой затеи. В конце концов, в ночном воровстве припасов из кладовки все средства хороши.
– Ладно, а дядя Балин? – мудрого гнома с постепенно седеющей русой бородой никак нельзя сбрасывать со счетов.
– Какой же ты, Фили, глупый, – Кили качает головой, аккуратно приставляя лестницу к полкам. – Между дядей Балином и нами находится дядя Двалин и его ночной концерт.

Дис – хорошая мать. После того, как Фили уже в сознательном возрасте упрямо заявил о существовании младшего брата, она ни разу не поспорила с ним, ни разу не попыталась переубедить. Перековывать живую душу – жестоко в любом случае, и хотя она не понимает сыновьего упорства, она ни за что на такое не пойдёт.
Ерунда все. Её сыну просто нужно ещё немного времени, чтобы перерасти свою игру.

Фили срывает пучок желтоватой травы и тщательно протирает лезвие одного из мечей, потом поднимает голову и осматривается. Справа от него расселся отряд – кто-то, как и он, чистит оружие, кто-то чинит порванную одежду; Дори перевязывает Нори руку, тот возмущенно кривится – значит, ничего серьёзного. Торин забрался на высокий камень, как на пьедестал, и обозревает видимую часть небольшой долины, явно ожидая еще одного нападения.
Слева среди трупов шляется Кили, вытаскивая стрелы из мерзких орочьих тел.
Фили улыбается уголком рта. Как и всегда, пелена холодной ярости застлала ему глаза во время стычки, но – как и всегда – даже в вихре травы, неба, клинков и одежд ему удавалось иногда различить короткий блеск стрел с тёмными перьями; не раз меткий выстрел предотвращал потенциально опасную ситуацию, когда в результате не заметившему врага гному оставалось лишь развернуться и прикончить подбитого орка – или отскочить в сторону, чтобы на него не упало хрипящее тело.

– Ложись спать, через четыре часа уже Бомбура будить, – в голосе Кили больше нет обозленности, хоть и заметно, что до спокойствия ему тоже далеко.
– Только если ты меня поднимешь часа через два, – услышав утвердительное мычание, Фили снова зевает и начинает устраиваться на ночлег, пытаясь найти наименее неудобное положение среди камней.
– Сдурел? Сюда иди, – ворчит младший, указывая себе на колени. Фили прячет улыбку, плотнее запахивает одеяло и подползает ближе к брату, устраивая голову у него на коленях.
– Смотри, ноги затекут, – предупреждает он. Младший тут же запускает пальцы в волосы брата и снимает заколки и эглеты, чтобы переплести доступные в этом положении косички.
– Затекут – спихну, – мрачно обещает Кили. Фили улыбается ещё раз и закрывает глаза.

В молчании они бродят по обширному саду, по очереди отпивая из кружки. Солнце движется к полудню, скоро станет совсем жарко, и они спасаются от лучей золотой ладьи в тени первого попавшегося дерева. Фили ставит пустую кружку на землю, срывает травинку и засовывает её в рот.
– Это ещё что? – удивленно-настороженный голос брата от неожиданности заставляет его перекусить стебелёк.
– Где? – спрашивает Фили, рука машинально по-особому сгибается в запястье, чтобы выпустить в ладонь спрятанный в рукаве нож.
– Во-он там, в кустах, – показывает направление Кили, и старший уже готов вставать и идти разбираться, как вдруг из зарослей высовывается гладкая овечья морда.
– Баа, – укоризненно сообщает морда братьям, оглядывает их сначала одним глазом, потом другим, и исчезает обратно в растительность.
Два гнома переглядываются.
– Э... овца? – выдавливает из себя Кили, хаотично жестикулируя в сторону чуть шевелящихся кустов. Фили обретает дар речи.
– Ты знаешь, мне кажется, я её уже замечал пару раз, пока мы болтались тут туда-сюда.
– Замечал? Её? Ты уверен, что это та же овца?
– С такой нахальной рожей? Конечно, та же, – подтверждает Фили. Кили всматривается в кусты.
– Думаешь, она за нами следит?
– Всё может быть, – пожимает одним плечом Фили. – С этого Беорна сталось бы велеть своему зверью за нами присмотреть.
– Опасается за своё столовое серебро, не иначе. Недоверчивый тип.
– У него нет серебра, посуда деревянная вся.
– А я о чём?

«У меня нет брата», – мысленно повторяет Фили, перекатывает слова во рту, пробует на вкус. Вкус отвратительный. И даже некому об этом сказать.
Он догадывается, что полное понимание ещё успеет прийти и ударить его топором по голове. Пока что онемение, под которым он погребён, больше похоже на затёкшую руку или ногу – вроде ты всё ещё целый, но что-то тут не так.
Фили холодно и вдруг очень одиноко. Он ещё долго лежит, уставившись невидящими глазами в темноту.

Молодой гном стоит скорее позади остальных, хотя обычное его место – в первых рядах. Фили, которого Бильбо успел узнать за эти несколько месяцев, сейчас галдел и суетился бы громче и активнее всех, а вместо этого он стоит сбоку и позади от Торина: плечи застыли, губы сжаты в тонкую линию. Бильбо с удивлением понимает, насколько же он похож на светловолосую версию своего дяди, когда не веселится или не бесится.

– То есть, сейчас ты в меня не веришь, правильно?
– Угу, – устало мычит Фили. Ему хотелось бы, очень хотелось, но нет, не верит.
Рот видения расползается в хитрой ухмылке.
– Тогда почему я до сих пор здесь?

(с) T. A.

@темы: Творческое, Рекомендации, ХоббитПростиЭруДожили

Дорогая Мыр!!! Желаю тебе как можно больше света, позитива и вдохновения!
Извини, слишком поздно спохватилась и успела только экспрессом набросать маленький драбблик...
При случае обязательно надо будет возобновить наш креативный чатик на троих


Название: Полосатость
Автор: medb.
Фэндом: Tsubasa RC
Персонажи: Шаоран, Сакура, Фай, Мокона, Курогане
Жанр: джен, флафф
Рейтинг: G
Саммари: Маленькая сценка откуда-то из начала путешествия.
Посвящение: подарок на День Рождения для Мурлыканье!
Дисклэймер: Персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 739


читатьНебо в новом мире оказалось совершенно полосатое, желто-розово-голубое. На горизонте полоски были совсем узкие, но над головой, там, где в зените стояло круглое белое солнце (подозрительно похожее на светящийся цветочный бутон), они становились широкими, и можно было разглядеть покрывавший их четкий геометрический узор.
Шаоран растерянно огляделся по сторонам, на всякий случай пряча принцессу у себя за спиной, и глубокомысленно выдал:
- Эм...
Степенно проходивший мимо круглый фламинго на очень длинных и тонких ногах снисходительно кивнул, приподняв крылом синюю шляпу-федору, потом уцепился клювом за желтую полоску неба и начал подниматься по ней, словно это была дорога – возможно, даже из желтого кирпича.
Вокруг царило настоящее безумие самых разных и ярких цветов, словно на палитре, которая принадлежала нескольким художникам сразу. Бирюзовые гибкие лианы тянулись между деревьями, сплетаясь в плотные сети, в которых, как в гамаках, важно покачивались большие белые киты. Полосатые кошки сидели на малиновых скалах и время от времени исчезали, причем частями, всегда забывая прихватить с собой хитрую усатую улыбку. Целая стая странных шестилапых созданий вприпрыжку гонялась друг за другом, обмениваясь хлопками по плечам и возгласами: «У тебя спина белая! У тебя спина белая!»
Шаоран несколько раз озадаченно моргнул, для верности потер глаза кулаками и наконец обернулся к своим спутникам. Сакура с изумленным интересом рассматривала присевшую к ней на ладонь пернатую стрекозу. Фай и Мокона с одинаковым восторгом на лицах обменивались улыбками с ближайшей полосатой кошкой, физиономия которой зависла прямо в воздухе в паре метров от них. А Курогане... Курогане оказался погребен под целым живым ковром из маленьких юрких цветочков, которые громко мурлыкали и что-то ласково ворковали, пытаясь забраться ему на голову. Это выглядело странно и в чем-то даже жутковато, но, вроде бы, неопасно... наверное...
Шаоран невольно покраснел, расслышав откуда-то из-под груды разноцветных лепестков пару особенно крепких ругательств, и поспешил заговорить:
- Как вы думаете, что может нас тут ожидать? С какими сложностями нам придется столкнуться на этот раз?
Перо принцессы наверняка было где-то рядом, а это значило, что снова придется вступить в противостояние с теми, кто присвоил себе его великую магическую силу...
Фай серьезно задумался, склонив голову набок... а потом вдруг беспечно пожал плечами и с улыбкой заявил:
- Не в каждом же мире нас обязательно должны встречать проблемы! – он обвел рукой творившееся вокруг радужное безумие. – По закону вероятности выходит, что точно существуют и мирные миры, простите мне такой маленький каламбур.
- Каламбур, каламбур! – радостным эхом вторила Мокона, очевидно, радуясь новому слову. В этом странном мире она выглядела и, судя по всему, чувствовала себя совершенно естественно. – Куро-пон – самый настоящий каламбур!
- Эй!!! – тут же не замедлил возмутиться воин, без особого успеха пытаясь стряхнуть с себя настырные цветы.
Сакура вздрогнула, подняла взгляд от стрекозы и, очаровательно нахмурившись, призналась:
- Я... я не чувствую вокруг недоброй воли, здесь так спокойно...
- Вот! – назидательно поднял вверх палец Фай и строго заметил: - Чутью Сакуры-чан стоит доверять, Куро-рин!
- А?! – отозвался Курогане, но развить и дополнить свою мысль не успел, потому что его буквально смело волной новых пищащих цветов. Мокона с радостным возгласом «Пуууу!» кинулась в копошащуюся массу и мгновенно утонула – только одно белое ухо осталось на поверхности.
Шаоран почувствовал, как у него начал нервно дергаться глаз. Все-таки их спутники иногда казались очень странными... Фай тем временем привстал на цыпочки – хотя он и так был изрядно долговязым – и вглядывался вдаль, приложив ладонь козырьком ко лбу. Потом вдруг улыбнулся и указал рукой:
- Смотрите, там ворота, на которых что-то написано!
Прямо посреди большого круглого озера над поверхностью воды действительно висели белые мраморные створки, украшенные смутно знакомыми красными символами. Приглядевшись повнимательней, Шаоран прочитал вслух:
- «Добро пожаловать в мир, в котором постоянно первое апреля»...
- Кажется, это мой День Рождения? – неуверенно произнесла Сакура, убирая за ухо растрепанные ветром волосы.
Стрекоза вспорхнула с ее руки и начала медленно спиралью подниматься вверх, в полосатое небо.
- Значит, мы просто обязаны его отпраздновать! – бескомпромиссно заявил Фай, с улыбкой потирая ладони в предвкушении.
Но тут цветочная груда словно взорвалась изнутри, и Курогане медленно выпрямился.
- Никаких праздников, - мрачно прорычал он, отплевываясь от хихикающих цветочков. – Мы сюда за Пером пришли, находим его и сваливаем!
Шаоран, внимательно следивший за полетом стрелы, изумленно моргнул и признался:
- Кажется, я знаю, где оно...
Пока они озирались по сторонам, бутон-солнце медленно распустил сияющие лепестки, и между его тычинок можно было разглядеть знакомые очертания Пера.
На пару минут повисла глубокомысленная тишина. После чего Фай широко улыбнулся и невозмутимо кивнул:
- Замечательно, осталось всего лишь придумать, как туда подняться!
Порой оптимизм мага казался почти неадекватным.
К горизонту медленно уплывал ровным клином косяк крылатых и полосатых стаканов.

@темы: Tsubasa RC, Творческое, воины и маги, родственные связи

О чем еще пофлудить на ночь глядя в субботу, вместо того, чтоб заниматься делом?

Вы даете мне пейринг, я делюсь своим хэдканоном по нему
Фэндомы - Наруто, Тсубаса, Хоббит ^^

1. Когда я начал их шипперить:
2. Что я о них думаю:
3. Что меня в них радует:
4. Что меня в них печалит:
5. Что меня раздражает в фанфиках о них:
6. Что я хочу увидеть в фанфиках:
7. Мои кинки:
8. С кем бы хотел, чтобы они были, если не будут вместе:
9. Счастливый конец для них:

Желающим выдам пейринги в ответ))

От Frerin:

Торин/Фрерин
ознакомиться1. Эээ... Не шипперю, но сейчас вдруг задумалась))
2. Прежде всего – у них совершенно иная динамика взаимоотношений, чем у ФилиКили (хотя Фрерин и Фили по моему хэдканону очень похожи). Торин – ответственный и гордый наследник, местами весьма упертый и не готовый идти на компромиссы, в отношениях в том числе. Фрерин – веселый раздолбый, который, тем не менее, ненавязчиво (чтоб не задеть ничью гордость) заботится о своих родных и близких.
3. Фрерин! хэдканон такой хэдканон
4. Фрерин Т_Т канон такой канон
5. Эээ... фанфиков по ним не читала, но теоретически предполагаю: очень велик риск того, что их отношения будут калькировать с ФилиКили.
6. АУшку, где все счастливы и Фрерин планирует всякие хулиганские выходки вместе с племянниками
7. *зависла*
8. Торин – с Двалином или с Бильбо? Фрерину почему-то хочется клевую жену ему под стать характером)) И трех дочек! *_*
9. Вся династия Дуринов жива и счастлива, дракон не прилетал, гномьих колец не было.

Двалин/Дис
ознакомиться1. На 3-ем туре хоббит-феста, сразу по своему прибытию в фэндом XD Недаром именно про них был мой второй в жизни фанфик по «Хоббиту»...
2. Прекрасная пара, дайте еще и побольше, особенно после АУшного исхода БПВ, где все выжили *__* Мне кажется, они очень гармоничны и самодостаточны, как Верный Рыцарь и его Прекрасная Дама это был внезапный спойлер на недописанный фик
3. То, что они оба – опытные, прожившие долгую жизнь и осознавшие цену ошибок, готовые остаться вместе и поддерживать друг друга. А еще безумно нравится взаимодействие Двалина с ФилиКили))
4. Когда мужа Дис делают злодеем и моральным уродом(( По моему личному хэдканону, пусть у них с Дис не было всепоглощающей взаимной любви, но они были хорошими друзьями и очень друг друга уважали, и он безумно любил сыновей. А еще печалит, что по канону Двалин и Дис могут быть вместе после БПВ – но все плохо.
5. См. выше про мужа Дис. Еще – пока, к счастью, не встречала – очень досадно будет, если Дис сделают МэриСью или трепетной беззащитной девой.
6. Альтернативный исход БПВ, где все выжили (только несчастный муж Дис – я садистка и мне стыдно перед персонажем – погиб некоторое время назад)
7. Долгая платоническая любовь издалека *_*
8. Дис с мужем. Или с Даином (и Торина Каменного Шлема уменьшить возрастом и сделать ее сыном). Двалин – с Торином, наверное. Или с канонной женой в Эред Луине.
9. См. пункт 6.

@темы: Tsubasa RC, Глючное, Размышленческое, Naruto, ХоббитПростиЭруДожили

Честно стащила у Towaristsch Mauser XD

Я слышала эту дивную песню всего один раз, в своем толкиеннутом отрочестве, возможно, на Аире (который Филевский парк), причем в ситуации «Рабинович напел», даже без сопровождения гитары - и с тех пор чудовищно мучилась, пытаясь вспомнить и найти, что же это было!!! Потому что в голове застряло только одно слово из припева и огрызок мелодии – «Моооория, Мо-ри-я!»
Но теперь я могу ходить и петь ее целиком!!! Ну как целиком... часть любимых куплетов

Особенно прекрасно, на мой взгляд, про жену (оба варианта), про «отойди и не мешай» и финал с «обрезанной версией» XD

Варианты текста и история появления (и еще куплеты).

В этой версии песни, которая в клипе, таких куплетов нету, но очень их люблю:

В Морию упал ГендАльф,
И вернулся белым:
«Ну, у вас там, в Мории
И запасы мела!!»

По реке плывёт бревно,
Из бревна торчат глаза.
Ну и пусть себе плывёт –
Ба! Да ведь это ж Смеагорл!

Сразу вспоминаются прекрасные старые анекдоты из Алой Книги Западных Приколов, такая ностальгия

P.S.: Надо будет как-нибудь сделать пост с рекомендациями на мои любимые старые классические фанфики по «ВК» с Арды-на-Куличках и Тол-Эрессеа...

@музыка: МОООООРИЯ, МОРИЯ!!!!

@темы: Творческое, Рекомендации, ХоббитПростиЭруДожили

Эта заявка меня просто очаровала своей необычностью и кучей сокрытых в ней возможностей, спасибо заказчику за такое чудо!
Бифур из всех гномов вызывает у меня самое сильное сочувствие и сопереживание, так что писать про него мне было особенно... эмоционально тяжело, но одновременно в радость. А Элронда, честно говоря, представляла себе скорее книжного, чем из фильма Хотя, в отличие от экранизации «ВК», в «Хоббите» актер буквально расцвел и воссиял))

Сначала пыталась написать сами стихи, но потом поняла, что это будет неправильно и все равно у меня не получится так, как надо.


Название: Лунные камни
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бифур, Элронд, Бофур, Бомбур, другие гномы
Жанр: джен, драма, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке IV-60. Элронд, Бифур. Бифур встречает эльфа (!), который его понимает. Мир никогда не будет для него прежним.
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 2 033


читатьОсновная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит.
Он смутно помнит, как нужно правильно произносить звуки, в какой последовательности, как делать повышение и понижение тона. Но голосовые связки больше не подчиняются его воле, и он не может быть точно уверен, те ли слова, которые он хотел сказать, срываются с его губ, путаясь в бороде.
Его преследует постоянное унылое раздражение, потому что никто из собеседников даже не пытается прислушаться к нему, понять, что он говорит – а скольких проблем можно было бы избежать, он ведь предупреждает заранее!
Бомбур всякий раз молча виновато улыбается, Бофур с переменным успехом угадывает смысл его реплик, тщательно скрывая многолетнюю усталость, а все остальные просто смотрят сквозь Бифура и даже не пытаются с ним заговорить.
«Не стоит толпиться так всем на пороге», - предупреждает он возле круглой зеленой двери с сияющими царапинами руны в свежей краске.
- Да, надеюсь, выпивки будет много! – радостно соглашается Нори, потирая ладони.
Когда дверь резко распахивается, они беспорядочной грудой валятся на пол, и сверху их тяжело придавливает Бомбур.
«Эти недавно сгоревшие руины фермы в необитаемой местности выглядят подозрительно», - высказывает он вслух свои сомнения, борясь с дурным предчувствием.
- Дождь из лягушек? Причем здесь дождь из лягушек? – искренне удивляется Балин, на всякий случай оглядываясь по сторонам.
Они попадают на жаркое к троллям.
«Волшебники – странный народ. Не люди, не эльфы, не гномы. Словно пришли откуда-то не отсюда», - делится он личными наблюдениями во время привала в лесу, глядя, как Гэндальф и Радагаст что-то обсуждают, размахивая курительной трубкой.
Стоящий рядом Ори удивленно моргает и осторожно переспрашивает, нервно теребя рукав:
- Мистер Бифур, Вы ведь на самом деле хотели сказать что-то другое? Не про зеленых облачных выдр?..
«Варги слева, берегитесь!» - раздраженным шепотом призывает он, пытаясь привлечь внимание остальных, когда они бегут по пояс в сухой жесткой траве, а где-то впереди лихо проносится кроличья упряжка.
Бофур хрипло выдыхает и цепко хватает его за предплечье, честно признавшись:
- Дорогой кузен, я понятия не имею, чего ты сейчас сказал, но не вздумай отстать!
Сколько еще было таких случаев? Не перечесть. Бифур справедливо подозревает, что большинство из них благополучно стерлось у него из памяти, чтобы не занимать место.
Он как никто другой понимает проблемы Оина со слухом и в полной мере сочувствует ему, особенно когда остальные считают увечье старости очередным поводом для шуток. Бифур понимает – и одновременно мучительно завидует. Потому что Оин может выразить вслух свои мысли, пусть не вовремя и невпопад.
Бифур лишен такой возможности – с тех самых пор, как осколок орочьего топора намертво засел в его черепе после битвы у врат Мории. И мучительней всего неотступное чувство стыда, потому что все вокруг видят его слабость, свидетельство того, что он проиграл в бою, а вместе со стыдом – почти тошнотворное отвращение, ведь он вынужден всегда носить с собой кривую безобразную подделку, недостойную называться настоящим оружием. Каждый гном в душе – оружейник, даже если ему ближе мастерство изготовления детских игрушек, и ржавое железо во лбу Бифура отравляет не только тело, но и гордость.
Его постоянно преследует полубезумная навязчивая идея найти и догнать изуродовавшего его орка, который, быть может, давно уже сдох и сгнил. Бифур прекрасно понимает нерациональность этого желания мести, но никак не может от него избавиться.
Бифуру одновременно тесно и пусто в собственной голове, и из этой камеры-одиночки ему никогда не сбежать.
Когда-то, в самом начале, он пытался отыскать иные способы выражать свои мысли, общаться с остальными. Но он больше не может писать – строчки кишащими насекомыми разбегаются перед глазами, превращаясь в лишенные смысла кляксы. И он теперь неспособен читать – смотрит на книжную страницу и просто не узнает символы: ни буквы всеобщего наречия, ни древние руны.
Поэтому единственным вариантом остается язык жестов и отдельные отрывистые фразы на кхуздуле, хотя ему всякий раз приходится серьезно сосредотачиваться, чтобы заставить собственный непослушный язык произнести нужное слово.
Но Бифур понятия не имеет, каким жестом выразить свои эмоции, когда узкая щель, расколовшая пополам могучие скалы, вдруг выводит их отряд в эльфийскую долину, спокойную, звенящую и сияющую, словно морок.
Остаток дня проходит в степенной размеренности, от которой у Бифура с непривычки зудит все тело и противно ноют зубы. Дурацкие зеленые листья салата оставляют во рту привкус плесени, а высокомерные лица эльфов вокруг похожи на театральные маски. На гномов смотрят, словно на диковинных зверушек, и Бифур на собственном опыте убеждается, что древнее противостояние их народов никогда не преодолеть – разве что найдутся однажды в будущем два безумных идиота, которых судьба оторвет от их семей и бросит в полыхающий горн общей беды... но и тогда вряд ли.
Вечером их отряд находит тихий балкон в стороне от заунывной эльфийской музыки, и наконец-то появляется возможность устроить нормальный ужин из тайком раздобытых припасов. Бифур какое-то время сидит у костра, глядя на то, как пламя хищно и весело лижет ножки изящной старинной мебели, потом отходит чуть в сторону от общего веселья, чтобы привести в отдаленное подобие порядка сумбур в своей голове.
Он стоит на просторной веранде, опираясь на тонкие резные перила из голубоватого в сумерках мрамора, и слышит взрывы утробного смеха, грохот и треск – похоже, Бофур опять издевается над младшим братом, как всегда умудряясь делать это с таким простодушным добрым весельем, что на него невозможно обижаться.
Бифур невольно вспоминает, как нянчился с маленькими кузенами в детстве, придумывал для них стихотворные загадки и головоломки, чтобы как-то отвлечь от постоянного сосущего чувства голода, преследовавшего их бродячий клан. Бомбур всегда очень стеснялся и боялся ошибиться, а Бофур обязательно первым выкрикивал ответы и спорил, доказывая свою точку зрения, особенно когда был не прав.
Бифур смотрит на долину, укутанную темно-синим бархатным мраком, и бессознательно шевелит губами. Где-то там взблескивает рыбьей чешуей и шепчет мелкой галькой тихая река, а черные ветки деревьев напоминают трещины в горной породе.
Ему бессознательно хочется передать, запомнить всю мимолетную красоту струй лунного света, похожих на тонкие острые клинки. Расплавить их, залить в форму и выковать секиру, достойную великих королей древности. Нарисовать словами низкий купол темного неба, который похож на свод гигантской пещеры, где искры звезд – блеск далеких кристаллов.
До битвы у врат Мории Бифур часто сочинял стихи, которые Бофур потом переделывал в песни.
И сейчас в его голове по-прежнему скользят стройной вереницей ритмичные строки, выстраивая чувства в образы. Бифур негромко проговаривает их себе под нос, пытаясь услышать со стороны, придать им материальную форму. Но чувствует, как из горла вырывается бессмысленная последовательность диссонансных звуков, и в ярости так сильно сжимает пальцы на хрупких перилах, что по мрамору разбегается сетка тонких трещин.
Бифур даже помыслить никогда не мог о том, чтобы сочинять стихи на кхуздуле, все внутри противится такому кощунству, ведь это были бы уже не просто рифмы, а настоящие заклинания. Поэтому все его стихотворения – на всеобщем наречии.
А значит, теперь он не только неспособен сочинить новые, но даже не в состоянии воспроизвести старые.
Он прерывисто выдыхает, приказывая себе успокоиться, и вновь смотрит на тихую затаившуюся долину. В памяти дрожит смутный образ юной девушки из западных гор, безбородой и некрасивой, но по-доброму улыбчивой, в которую он был влюблен до того, как их клан изгнали. Бифур тогда мечтал однажды подарить ей ожерелье из лунных камней, и на каждом камне выгравировать крошечной миниатюрой посвященные ей стихотворные строки.
Он надеется, что она все еще жива и нашла свою судьбу и семью.
Почти против воли он продолжает шептать приходящие на ум рифмы, вот только...
Основная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит. Но догадывается, что в хриплых рваных звуках нет никакого смысла и никакой поэзии.
А потом на веранду вдруг падает длинная тонкая тень, и он напрягается, настороженно вслушиваясь в осторожные, почти бесшумные шаги.
Справа от него к перилам подходит сам Владыка Ривенделла и тоже устремляет взгляд на укрытую тьмой долину. Его высокая величественная фигура в лучах лунного света напоминает статую, и Бифур вдруг с новой силой ощущает, насколько безобразен осколок топора в его голове.
Элронд чуть поворачивается к нему, почтительно наклоняет подбородок в знак приветствия, после чего вдруг совершенно спокойно и невозмутимо говорит:
- Красивые строки. Но, не сочтите за грубость, говорю со всем уважением – в последнем стихе мне слышится некоторый сбой ритма... Не позволите ли предложить вариант?
Бифур в шоке вскидывает взгляд, а потом отшатывается, оскалившись и потянувшись руками к копью, цедит сквозь зубы: «Ты что, издеваешься?! Да ни один гном по доброй воле не примет помощь эльфа!»
Он даже рад, что вместо слов у него сейчас получаются бессмысленные хрипы, потому что вряд ли их отряду пойдет на пользу прямой конфликт с Владыкой Ривенделла.
Но Элронд смотрит на него все так же спокойно и едва заметно пожимает плечами:
- По доброй воле или нет, однако ваш предводитель все же извлек пользу из моих знаний, хоть и отказался послушаться моего совета.
Бифур застывает, изумленно распахнув глаза. Да нет, не может быть, это просто совпадение!..
«Салат на вкус был на редкость мерзостным», - подумав, хмуро бросает он для проверки и настороженно щурится.
Уголки губ эльфа чуть дергаются вверх, и он с сожалением качает головой:
- Приношу извинения. Однако моему смотрителю кухонь пришло в голову, что путешественникам в дороге сложно включить в свои трапезы достаточно витаминов, и он попытался это исправить, из лучших побуждений, разумеется.
Бифур открывает рот... и молча закрывает его.
И только потом наконец осознает, что Элронд услышал и сумел понять его стихи.
Это настолько удивительно и неправдоподобно, невероятно, что несколько мгновений от потрясения и растерянности он просто не знает, как реагировать. После подходит ближе и вновь встает рядом с перилами, повернувшись лицом к долине.
За спиной опять раздается взрыв радостного хохота, и Бифур настороженно косится на Владыку. Тот спокойно встречает его взгляд и выразительно приподнимает одну бровь:
- Я наполовину человек, мистер гном. А люди умеют относиться к радостям бытия проще.
Бифур только сейчас обращает внимание, что у Элронда не идеально гладкое и безупречное лицо, лишенное эмоций, как у остальных эльфов. Нет, лунный свет обводит серебром угловатые черты, словно у мастера-скульптора пару раз случайно соскользнул резак.
Бифур отворачивается и раздраженно ворчит: «Так что там за сбой ритма?»
Несколько минут они обмениваются осколками стихотворных строк, подбирая наиболее подходящий вариант. Бифур с удивлением убеждается: гномы и эльфы видят красоту по-разному, но иногда – одинаково. И сам не замечает, как, недоверчиво давя в душе лихую радость от того, что его слова наконец понимают, успевает рассказать про ожерелье из лунных камней.
А Элронд в ответ неожиданно признается, не отрывая взгляда от блеска далекой реки, что когда-то сочинял стихи вместе с женой, пытаясь в звуках разных языков передать красоту окружающего их мира.
Бифуру не нужны подробности, он умеет выводить общую картину из деталей, поэтому не спрашивает, почему эту ночь Владыка Ривенделла проводит в одиночестве, согласный даже на компанию гнома. Бифур просто протягивает руку и, поражаясь сам себе, ободряюще похлопывает эльфа по локтю.
Через полчаса история лунных камней полностью выражена в словах, хрупких и неверных, но с помощью Элронда действительно удается удачно исправить последнюю строку. Бифур чувствует, насколько слабы и беспомощны эти стихи по сравнению с его прежними... но это – впервые за долгое время – шаг вперед, а не назад.
- Если хотите, я могу помочь Вам записать их, - неожиданно предлагает Элронд.
Бифур напряженно застывает, подозрительно хмурясь. Возможно, это все – издевательская насмешка. Недоверчивое сомнение, комом застрявшее в груди, напоминает, что он сам не сможет прочитать и проверить записанные строки. К тому же, он больше даже не может оценить, какие стихи в итоге получились – потому что стоило мысленно завершить последнюю строфу, как все подобранные рифмы тут же вылетели, стерлись из памяти.
Бифур пристально смотрит на бесстрастное лицо эльфа – полуэльфа – и наконец с неохотой признается, не в силах позволить, чтобы по Ривенделлу ходили слухи о неблагодарности народа гномов: «Я буду признателен».
Но недоверчивое сомнение никуда не исчезает.
Возможно, его все же дурачат – если не в насмешку, то из жалости.
Возможно, у него действительно выходят не стихи, а бессмысленный набор безобразных звуков.
И когда ближе к утру Бифур приносит Бофуру тонкий бумажный свиток, такой хрупкий, что и в пальцах-то сжать боязно, кузен с недоумением вкидывает брови, бормоча себе под нос:
- Это у кого это такой закорючистый почерк? Половину букв едва узнаешь...
Бифур хмурится и с трудом подавляет предательское желание сглотнуть. Бомбур подходит ближе, потирая бок, и с робким интересом тоже заглядывает в свиток.
Слышно, как вокруг раздраженно огрызаются друг на друга их спутники, пытаясь собрать беспорядочно разбросанные вещи и ничего не забыть. За рекой, похожей на широкую серебряную ленту, медленно розовеет рассвет, и долина укутана белым кружевом тумана.
Лицо Бофура светлеет, он улыбается с удивленной радостью и, не задавая никаких вопросов, просто ободряюще хлопает кузена по плечу, пообещав:
- Будет вам песня к следующей стоянке!
Бифур прикрывает глаза и, стиснув до боли зубы, видит мысленным взором призрачные лунные камни.

3 февраля 2013

@музыка: High Wheel - Blind Archer

@темы: Творческое, ХоббитПростиЭруДожили

@темы: Творческое, Naruto

Зимняя ФБ в самом разгаре, команды на новую летнюю уже собирать начинают, а я все никак не перетащу к себе свои эпические пододеяльники креативы с прошлой, хотя она уже много месяцев, как закончилась
Поняла, что если решительно-вот-прям-щас!!! не начну, то так потом этого и не сделаю, так что приступим, малыми порциями


Название: Расстановка приоритетов
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 851 слово
Пейринг/Персонажи: Курогане/Фай
Категория: преслэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Шесть месяцев сражаться в чужом мире и в чужой войне – не тот исход, к которому готовился Курогане в начале путешествия. Полузнакомый язык, почерневшие глаза мага, пропавшие дети... Он даже не думал, что именно это с новой силой возродит в нем забытое детское желание защищать.

читатьШесть месяцев, проведенных в мире Яма, остались в памяти Курогане разрозненной мозаикой отдельных сражений и монотонностью ожидания между ними. Непроглядно черное небо без звезд и такие же абсолютно черные глаза других воинов. Когда однажды утром, спустя примерно два месяца после вступления в армию короля Яши, Курогане случайно увидел свое отражение в отполированном клинке, то чуть не выронил от неожиданности меч – потому что его собственные глаза тоже стали черными.
Еще через пару недель вязкая смолистая чернота затопила взгляд мага, без следа проглотив бирюзовую синеву, сделав выражение его глаз еще более непроницаемым, чем обычно. Он просто пожал плечами и с пустой плоской улыбкой пробормотал что-то про магию этого мира. Но видеть Фая таким – непривычным, чужим, словно таившаяся в глубинах его души темнота вдруг выплыла наружу – было странно, даже неуютно, и Курогане с досадой поймал себя на том, что старается больше не встречаться с ним взглядом.
Черное небо, черные одежды, бледные решительные лица и сияющие доспехи. И только в особые ночи черно-белую палитру окружающего мира разбавлял пронзительно-алый цвет полной луны, на фоне которой щерился острыми шпилями небесный остров.
Без перевода надоедливой манджу сложно было разобрать речь других воинов, особенно в первые дни. Их язык во многом походил на родной язык Курогане, на диалекты северного наречия, но совсем иначе ставились ударения, использовались незнакомые слова и названия. Непривычный слуху акцент позволял понимать примерно половину, и неприятно было осознавать, что с точки зрения местных жителей сам Курогане говорил с акцентом, и этот акцент явно казался им очень забавным, если судить по тому, как тайком пересмеивались за спиной чужака другие воины.
Маг только улыбался и в основном молчал. Без его неугомонной, притворно-веселой болтовни Курогане порой начинало казаться, что он живет в немом мире или что он внезапно оглох, хотя вокруг постоянно раздавались крики, отрывистые команды и лязг оружия.
Возможно, именно поэтому ему так ярко запомнился первый раз, когда он услышал из уст Фая свою родную речь.
Они готовились к очередной битве, седлали огромных драконообразных ящериц, заменявших здесь лошадей. Рептилии отличались довольно скверным характером, постоянно норовили сбросить или укусить всадников, а еще их жесткая скользкая чешуя натирала ноги даже сквозь штанины. Сам Курогане со своим скакуном поддерживал вооруженное (шпорами и когтями соответственно) перемирие.
А маг возился с огромными тварями, как с котятами. Чесал их скребком у основания рогов, полировал чешую. И однажды, когда особенно крупный черно-зеленый ящер доверчиво ткнулся ему ноздрями в ладонь, маг медленно моргнул и удивленно, с сомнением произнес:
- Я нравлюсь ему.
Его голос звучал так, словно Фай был не до конца уверен, куда девать во рту язык и как правильно произносить согласные.
А Курогане посмотрел на его другую ладонь, ласково поглаживавшую ящера по шее, и невольно вспомнил, как маг точно так же гладил по волосам пацана с принцессой или щекотал уши бестолковой манджу – и как в другой момент он тянул к ним руку и внезапно останавливал себя, словно не решаясь коснуться.
Время шло, сражения продолжались. Фай постепенно учил язык. Курогане по-прежнему избегал смотреть ему в глаза и постоянно хмурился, с неохотой признаваясь самому себе, что беспокоится о пропавших детях и даже о манджу.
Отец – ясноглазый, порывистый, насмешливый – всегда учил его, становясь во время этих уроков собранным и серьезным: главное – правильно расставить приоритеты.
Конечно, для маленького Курогане на первом месте стояло желание защищать тех, кто был ему дорог. Но пришел день – непроглядный черный день – и рядом с ним не осталось ни родных, ни близких, всех их в одночасье похитили демоны и вражеский меч с красной эмблемой в виде летучей мыши. И долгое время рядом не было людей, которых Курогане хотел бы защищать, кроме хрупкой и могущественной Томойо, его хозяйки и спасительницы, хранительницы его тайного имени.
Курогане всегда предпочитал сражаться в одиночку, даже дома, в родном мире, где Сома и другие дворцовые воины считали его грубым, безжалостным и импульсивным, неспособным работать в команде.
Он не привык к тому, что кто-то постоянно прикрывает ему спину.
Бесполезный маг, по каким-то своим странным причинам отказывавшийся использовать магию, неплохо умел обращаться с луком. Его стрелы всегда метко находили свою цель – но никого не убивали. И Курогане не нравилось задумываться над тем, что сам он тоже не наносил никому смертельных ран: постоянным эхом звучало в ушах прощальное проклятье Томойо.
Возможно, именно поэтому он не вонзил меч в сердце воину Ашуры, напавшему на Фая, а просто ударил его, отталкивая, и подставил под чужую булаву свою левую руку.
Много позже, уже в лагере, маг, непривычно серьезный без своей фальшивой улыбки, аккуратно перебинтовал предплечье Курогане и совсем тихо произнес:
- Не надо было. Руки для воина – это ведь очень важно, так?
Курогане ничего не ответил, только нахмурился и отвернулся.
Мир вокруг был черным и чуждым, где-то по краю лагеря скользила тихая тень короля Яши, а в небе вновь разгоралась алая луна.
Бросив мрачный взгляд на контрастно белый бинт повязки, Курогане молча накинул на голову Фаю свой плащ – без громоздкой меховой шубы маг мерз даже у костра – и ушел спать.
Ему снились проклятья и предназначение, и женский голос шептал про неизбежность.
Много позже, много миров, месяцев и пролитой крови – своей и чужой – спустя, Курогане уверится в однажды и навсегда сделанном выборе.
И без доли сомнения занесет лезвие меча над своим левым плечом, чтобы разрубить плоть, кость, магию и проклятья.
Руки у него целых две.
Маг – один.

23 июля 2012

Название: Яблоки и крылья
Автор: medb.
Бета: Морфи.
Фэндом: Tsubasa RC
Размер: драббл, 739 слов
Пейринг/Персонажи: Шаоран, Фуджитака, Сакура
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пре-канон. Каково истинное значение памяти?

читатьОкно больничной палаты выходило на руины – огромные, устремлявшиеся ввысь, окруженные золотым ореолом солнечного света. Когда Шаоран осторожно прикрыл за собой дверь и замер, нерешительно переминаясь на пороге, Фуджитака перевел взгляд на него и мягко улыбнулся:
- Как проходят раскопки?
Лицо приемного отца было бледным, почти сливалось цветом с простынями, под глазами залегли серые тени. Но взгляд по-прежнему оставался спокойным и ласковым, как тогда, в самый первый, дождливый и холодный, день, когда улыбчивый незнакомец предложил свой зонт продрогшему бездомному мальчишке.
Шаоран присел на край кровати и нерешительно улыбнулся в ответ, обеими руками протянув бумажный сверток:
- Вот, я принес тебе подарок! Сегодня утром приехал тот странствующий торговец с запада, к которому мы ходили в прошлом году, помнишь?
В палате сильно пахло лекарствами и чем-то сладким.
Фуджитака с интересом развернул плотную коричневую бумагу и бережно провел пальцами по истершейся от времени кожаной обложке, по тисненой надписи «Архитектурные ансамбли свободных северных племен».
- Шаоран, ты не должен тратить все свои заработанные деньги на книги, - вздохнул он, покачав головой. – Наверняка ведь ты даже не обедал сегодня?
Шаоран в ответ неопределенно пожал плечами, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом.
Фуджитака снова вздохнул и откинулся спиной на подушку:
- Страшно представить, во что превратился наш дом без моего присмотра...
- Я убираюсь каждый день! – тут же вскинулся Шаоран и смутился еще больше, наткнувшись на насмешливый взгляд приемного отца.
- Знаю, - вновь улыбнулся Фуджитака. – Просто дразню тебя.
Протянув руку к плетеной корзине на прикроватном столике, он взял крутобокое медово-желтое яблоко, потом достал небольшой карманный ножик.
- Сакура-чан заходила, навестить меня, - пояснил отец, аккуратно проводя лезвием по плотной кожуре.
Шаоран смущенно отвел взгляд. При одной мысли о принцессе – светлой, солнечной, всегда полной искренних улыбок и внутреннего сияния – ему становилось жарко и холодно одновременно.
Разумеется, Фуджитака заметил его покрасневшие щеки, но не стал больше дразнить, просто вручил ему яблоко, на боках которого красовались широко распахнутые крылья – раньше отец часто вырезал на яблоках разные символы и картинки, надеясь, что это вызовет улыбку нелюдимого ребенка.
В коридоре резко зазвенел колокольчик, сигнализируя, что час приема окончен.
Фуджитака вновь откинулся на подушку, отбросил со лба влажную от пота прядь волос и серьезно произнес:
- Спасибо за книгу. Это очень много значит для меня, - он вновь перевел взгляд за окно, на далекие руины. – Надеюсь, раскопки пройдут без проблем... Эти древние сооружения очень важны, прежний король прекрасно понимал это. Мы, археологи, - хранители памяти прежних поколений, и мы обязаны сохранить эти знания! Ведь, в конце концов, именно память делает нас теми, кто мы есть.
Шаоран сосредоточенно кивнул, потом поправил отцу одеяло и, попрощавшись, вышел из палаты. Яблоко в его ладони казалось теплым от чужих рук.
На улице было жарко и сухо. Шаоран подошел к небольшому источнику у стены больницы, падавшему в белую каменную чашу, и зачерпнул пригоршню воды, чтобы умыться. Резко выдохнул, когда внезапный холод ожег щеки, и уставился на свое подрагивающее отражение. Потом прикрыл ладонью правый глаз и закусил губу. Он не хотел привлекать внимание, поэтому не носил повязку, но порой сложно было прятать свою частичную слепоту.
У Шаорана не было воспоминаний о первых шести годах собственной жизни, не было воспоминаний о том, что случилось с его глазом.
Значило ли это, что без памяти он стал не до конца собой?
Шаоран решительно встряхнулся, разбрызгивая капли, бросил последний взгляд на окна больницы и поспешил к руинам.
Он не хотел снова оставаться один.
Гигантские каменные крылья бросали косую черную тень на пустыню. Никто не мог с точностью определить их предназначение, даже жрецы, но раскопки все равно продолжались, уже не первый год.
Засмотревшись на острый шпиль, Шаоран едва не столкнулся с кем-то. С трудом удержав равновесие, он поспешил извиниться, но осекся и покраснел:
- Принцесса!
Сакура тоже покраснела и смущенно улыбнулась, теребя в пальцах край юбки:
- Шаоран-кун! Я искала тебя...
Они присели на камень у подножия восточного крыла и несколько минут просто сидели в молчании, нерешительно косясь друг на друга. Шаоран отчаянно боролся с неловкостью, лихорадочно пытаясь отыскать тему для разговора, а потом его взгляд случайно упал на по-прежнему зажатый в ладони фрукт.
- Хотите? – неуверенно спросил он.
Было странно – предлагать принцессе ее же яблоко... но она радостно кивнула, и, кажется, от ее улыбки по песку заскакали солнечные зайчики.
Шаоран аккуратно разрезал яблоко – на пальцы брызнул липкий сладкий сок – и передал одну крылатую половину Сакуре.
Они ели в молчании, но это молчание больше не было неловким. Огромные руины бросали на них свою тень, спасая от ослепительного солнца, и воздух пах теплом и пылью.
Шаоран надеялся, что никогда не забудет этот день.

24 июля 2012

@музыка: Enya

@темы: Tsubasa RC, Творческое, воины и маги

Нет, в этот раз не гномы
Вспомнила, что пора бы наконец перетащить к себе.

Фест получился совершенно замечательный, уютный и по-настоящему рождественский! *__* Очень довольна, что решила участвовать и все же успела написать текст, хоть и спохватилась в последний момент))
Огромное спасибо прекрасным организаторам и всем участникам!

Собственно, эта история - часть довольно четко сформировавшейся у меня в голове AU, про которую я, возможно, однажды все-таки расскажу подробней XD
К этой же вселенной относятся следующие тексты:
«Блинанасы» (Итачи, Обито, Саске, Самехада, джен, AU, PG) и «Мелким шрифтом» (Итачи, Обито, джен, AU, PG), а также шутливая косплей-фотосессия + фанфик по мотивам «Учихи на привале» (Итачи, Обито, джен, humour, AU, G).

А вообще надо все-таки собраться и собрать здесь все свои тексты с ФБ по Наруто и Тсубасе, а то так и до следующей летней ФБ не управлюсь О_о
И БВ ж еще... хотя там как раз немного...

Название: Туманное пламя
Автор:  medb.
Бета:  Морфи.
Персонажи: Итачи, Кисаме, Самехада
Жанр: экшен, романс (преслеш)
Рейтинг: PG
Предупреждение: AU
Саммари: Хошигаке Кисаме не привык терять времени даром. Особенно когда история с легкостью могла бы сложиться иначе, и эта встреча никогда бы не состоялась.
Дисклеймер: Канон принадлежит Кишимото.
От автора: Соблюдайте технику безопасности при запуске фейерверков! Счастливых праздников))
Количество слов: 3 392


читатьСидение в засаде обычно было самым нелюбимым занятием всех бывших напарников Итачи – они вечно нетерпеливо ерзали, рвались в бой и, очевидно, считали, что промедление страшнее смерти и любых возможных вражеских техник.
Именно это послужило одной из причин того, что теперь Итачи предпочитал по возможности работать в одиночку.
В облюбованном им углу сада, за шелестящими зарослями сухого бамбука, было тихо и холодно. Земля оставалась черной и жесткой – снег таял, не успевая до нее долететь, но воздух казался рябым из-за крупных снежных мух. Итачи сдвинул маску и попытался согреть дыханием замерзшие пальцы, не сводя внимательного взгляда со своей цели. Потом потуже затянул темно-синий шарф – единственную деталь, в которой он позволил себе отступить от канонов черно-белой формы АНБУ – и вновь замер.
Сквозь тонкие суставчатые стволы бамбука было хорошо видно резной балкон на втором этаже гостиницы, где двое широкоплечих нукэнинов в черном распивали саке с весело щебечущими разряженными девицами. Время близилось к полуночи, и большинство других постояльцев поспешили на центральную площадь поселения, чтобы наблюдать за праздничными фейерверками. До сада разноцветные взрывы доносились низким гулом и яркими искрами в небе.
Итачи чуть склонил голову набок, вслушиваясь. Потом активировал Шаринган и быстро сложил печати.
С горбатой черепичной крыши молча сорвалась стая воронов и метнулась мимо балкона. Резкие сильные хлопки крыльев со свистом разрезали воздух, и напуганные девицы с визгом метнулись в комнату. Мужчины с руганью вскочили, настороженно оглядываясь по сторонам. Потом тоже скрылись внутри.
Итачи приказал воронам улететь и развеял гендзюцу, оставив всего одну птицу прятаться в тенях. С трудом подавил желание потереть противно нывший правый глаз.
Как он и предполагал, его цель была не здесь. Остальные нукэнины явно прятались в каком-то другом месте.
Он вновь присел на корточки возле высокой каменной стены сада и приготовился ждать дальше. Немного хотелось есть – он так спешил утром на эту миссию, что некогда было толком подумать о провизии – а еще далекий гул фейерверков оказался неожиданно убаюкивающим...
Он сам не заметил, как заснул – ненадолго, всего на несколько минут, луна не успела сместиться в небе – но его заставило резко выпрямиться странное чувство, будто его чакру кто-то прощупывал. Итачи напрягся, вслушался, сжав плохо гнущимися пальцами рукоять куная.
В следующее мгновение заросли бамбука зашуршали, застучали друг о друга, как кости – сквозь них ползло что-то темное, бесформенное, в чьих крупных иглах застряли размотавшиеся серые бинты...
Итачи удивленно приподнял брови, но расслабился и осторожно протянул вперед левую руку.
Заросли зашуршали громче, а потом неповоротливая массивная туша Самехады вывалилась к стене, с жадным интересом обнюхала его ладонь и выдала свое неизменное:
- Гыхыхы!
После чего решительно ткнулась носом – или тем, что у нее заменяло нос – в поясную сумку Итачи. Тот сначала озадаченно нахмурился, а потом вспомнил: перед уходом Саске, неимоверно гордый и довольный, успел вручить ему маленький пакетик данго, купленных на деньги, которые младший братишка заработал на своей первой миссии D-класса.
Самехада утробно заворчала. Правда, разумеется, вопрос наличия у нее «утробы» был открыт к дискуссии, однако какие-то органы пищеварения у необычного меча все-таки присутствовали – иначе куча девалось все то, что исчезало в этой широкой зубастой пасти?
Итачи, краем глаза продолжая следить за балконом, достал из сумки пару данго, сосредоточился, заряжая их своей чакрой, и закинул в означенную широкую пасть. Ответное довольное чавканье оказалось на удивление тихим.
Пришлось подождать от силы минуты три, прежде чем из темноты на стене соткался знакомый могучий силуэт, бесшумно перемахнул в сад и встал рядом.
- Я так и знал, что она почувствовала знакомую чакру! – проворчал низкий голос. – Не ожидал встретить здесь Вас, Итачи-сан, думал, из Конохи пошлют кого-то другого. Миссия ведь больше формальная, совсем не сложная? К чему посылать лучшего из лучших, заслуженного гения знаменитого клана, а?
Насмешку в словах Кисаме порой сложно было отличить от его обычной разговорной интонации. Итачи поднялся на ноги, тщательно отряхнул плечи от крупных мокрых снежинок и чуть склонил голову в приветствии, заметив:
- Если эта миссия формальная, что здесь делаете Вы?
Кисаме усмехнулся, и его острые хищные зубы блеснули в отсветах фейерверков:
- Ну, Мизукаге-сама решил, что союз между нашими странами нужно сейчас поддерживать всеми возможными силами. Так что считайте меня своей поддержкой, - он похлопал довольно хрипящую Самехаду по шипам, как собаку, потом с невероятной легкостью подхватил и закинул на плечо, несмотря на немалый вес. Меч замолк и застыл, приняв форму, отдаленно напоминающую собственно меч.
Итачи безотчетно потянулся вновь поправить шарф, но сдержал этот порыв. Глаза у Кисаме были небольшие, ярко-желтые и, кажется, никогда не мигали. Любому другому – ну или, по крайней мере, большинству других шиноби – под этим пристальным холодным взглядом стало бы не по себе. Итачи просто мысленно отметил, что туманник ни капли не изменился со времени их первой встречи.
Кто мог подумать, что их пути вновь пересекутся во время миссии, целью которой было вернуть свиток, похищенный из храма довольно большой группой нукэнинов?
- Разумеется, если бы мы с Вами не встретились, Вы бы предприняли попытку добыть этот свиток самостоятельно? И забрали бы его на хранение в Туман? – наконец медленно проговорил Итачи.
Кисаме вновь усмехнулся и небрежно пожал плечами, не отпуская его взгляда:
- Разумеется! Нельзя же оставлять без присмотра такую ценную вещь! Пусть и сугубо номинальную и лишенную практической значимости.
Что ж, стоит признать, практической пользы от этого свитка действительно не было – команды шифровальщиков много раз сканировали его чакрой. Однако в нем содержались важные исторические сведения, посвященные личной жизни самого Рикудо Сеннина. Этот свиток обладал большой ритуальной значимостью и вот уже много лет хранился на территории страны Огня, под защитой Хокаге.
Шиноби других стран будут готовы заплатить за него немалые деньги.
- Ненавижу предателей, - вдруг с неожиданной искренностью процедил Кисаме, посмотрев прямо на балкон гостиницы. – Все нукэнины – не более, чем грязь... Думаю, вдвоем мы мгновенно с ними расправимся, а, Итачи-сан?
Но тот отрицательно качнул головой:
- Нет. Их много, и нам неизвестно, на какие техники они способны и какое у них оружие. Но главное – есть информация, что они как-то связаны с преступной организацией, которой давно интересуются и Ваша, и моя страны.
Кисаме громко фыркнул и взъерошил волосы ладонью:
- Скучный Вы какой-то стали... Да ладно, убьем с десяток, а остальные приведут нас к этой самой организации!
Итачи хотел ответить, но не успел.
Ворон, порожденный гендзюцу, распахнул крылья. Похоже, время пришло.
- Тут только двое, - продолжил тем временем Кисаме, туже затянул бинты на Самехаде и вновь закинул меч на плечо. – Я осмотрелся вокруг, остальных не видать. Проследим за этими, чтоб выяснить, где их логово?
Итачи, погруженный в сознание ворона, слушал собеседника вполуха. Поворот, поворот, темная аллея, рыжие огни окон, черная узкая дверь...
Он встряхнулся, возвращаясь в здесь и сейчас, отбросил с глаз влажные пряди волос и произнес:
- Не стоит, я уже знаю, где они. Нам следует придумать, как отвлечь их, пока один из нас будет искать свиток. Не стоит привлекать внимание гражданских, чем быстрее и тише мы все сделаем, тем лучше.
Кисаме удивленно приподнял брови, потом хмыкнул и окинул его оценивающим взглядом:
- Ну, есть у меня тут одна идея для маскировки...
Итачи сморгнул снег с ресниц и посмотрел на небо, где среди мешковатых облаков, расцвеченных фейерверками, пряталась полная красно-рыжая луна.
Точно такая же луна была пять лет назад.
Пять лет назад, в ту самую ночь, когда он должен был уничтожить свой собственный клан – свою семью – и стать нукэнином, но внезапное вторжение армии страны Земли изменило все. Задуманный кланом переворот не состоялся: слишком многие погибли в первом сражении, а Фугаку, лидера заговора, парализовало взрывом.
На войне был ценен и важен каждый солдат. Поэтому Хокаге-сама и Совет отменили свой неофициальный приказ.
Итачи мысленно встряхнулся, отгоняя непрошеные воспоминания, развернулся и знаком показал Кисаме следовать за ним.
Попытался проанализировать свои чувства – и с удивлением понял, что внезапное появление самозваного напарника не вызывает у него недовольства или неприятия. Возможно, в первую очередь потому, что, в отличие от всех его прежних напарников, Кисаме был прежде всего шиноби и только потом – человеком.
Возможно, все дело в том, что это просто был Кисаме.

* * *

Если б спустя примерно полчаса кто-нибудь из подгулявших гражданских, захмелевших от праздника и саке, имел бы неосторожность опрометчиво заглянуть в темный переулок в самом удаленном и неблагополучном квартале поселения, его глазам предстала бы следующая картина.
На углу, под единственным неразбитым фонарем, стояла и растерянно озиралась хрупкая темноволосая девушка в нарядном многослойном кимоно насыщенного малинового цвета. У нее были тонкие черты лица, раскрасневшиеся от холода щеки и огромные, широко распахнутые черные глаза. К ее ногам жалась лохматая белая собака, которую, впрочем, сложно было назвать с виду волкодавом.
Таким образом, девушка эта, без сомнения, привлекала внимание.
Привлекла она и внимание семерых мужчин в черном, которые вышли из заброшенного здания напротив (надо отметить, что, несмотря на очевидную заброшенность, в его окнах вот уже вторую ночь горел яркий рыжий свет).
Мужчины – все как на подбор широкоплечие и с не самыми добрыми лицами, вдобавок искаженными шрамами – неспешно приблизились к насторожившейся девушке. Остановились в нескольких шагах, вынудив ее отступить и прижаться спиной к стене, и наконец один из них, с бритой налысо головой и отсутствующим передним зубом, весело ухмыльнулся:
- Ну что ж ты, красавица, заблудилась? Не бойся... Показать тебе дорогу?
Остальные мужчины в ответ на эти слова негромко рассмеялись, с интересом ощупывая взглядами потенциальную жертву.
Но в следующее мгновение – и тут мы вспоминаем о гипотетическом подгулявшем гражданском, который мог бы стать свидетелем этой сцены... хотя, разумеется, нет никакой гарантии, что при свидетелях данное представление развивалась бы так же...
Так вот, этот подгулявший гражданский наверняка бы очень удивился и совершенно точно решил бы, что не стоит так злоупотреблять саке даже на праздники.
Потому что вместо того, чтоб залаять на обидчиков своей хозяйки, белая лохматая собака издала весьма странный звук:
- Гыхыхы!
Сама же юная хрупкая дева уверенно выпрямилась, и ее лицо рассекло кривой зубастой улыбкой, а потом она вдруг сложила пальцы в странную фигуру и хриплым и низким, совершенно не женским голосом объявила:
- Хенге!
И весь ее силуэт укутал плотный серый дым, который, впрочем, мгновенно рассеялся...
Вот только теперь на месте хрупкой девушки стоял здоровенный мужик со странной серовато-голубой кожей и акульими зубами.
- Да нет, спасибо, я сам вам покажу дорогу туда, откуда будет непросто вернуться, - сказал он, сжал пальцы на рукояти гигантского широкого меча (и куда только подевалась собака?) и улыбнулся, как что-то очень хищное и очень недоброе. – Можете начинать бояться.
После этого в темном переулке – единственный уцелевший фонарь очень быстро оказался разбит – были слышны только вскрики, грохот, удары и скрежет, и последними осмысленными словами стало насмешливое и презрительное:
- Вы все слабаки. А у слабаков одна судьба – стать пищей сильным.

* * *

Хошигаке Кисаме очень хорошо запомнил тот день, когда он впервые увидел знаменитого юного гения из прославленного клана Учиха.
А началось все с политики. Вряд ли кто мог заранее предположить, что Туману, изолированному островному государству, однажды придется искать взаимовыгодного сотрудничества с кем бы то ни было. Однако ближайшие соседи, Облако и Молния, заключили друг с другом неожиданный союз с целью расширения границ и приобретения новых ресурсов, и Мизукаге решил, что Туману тоже не помешает аналогичный неожиданный союз – с Огнем, одной из самых сильных, влиятельных и одновременно миролюбивых (насколько это возможно для шиноби, разумеется) стран.
Надо сказать, лично у Кисаме чувства по этому поводу были неоднозначные. Всего за неделю до этого его отряд шифровальщиков попал в окружение, и Кисаме, мельком взглянув на мрачное неподвижное лицо Морино Ибики, главного дознавателя Конохи, готов был лично убить всех тех, кого поклялся защищать – чтобы важная информация не попала к врагу.
Невероятным, неправдоподобным совпадением стало, что именно в тот момент поступило сообщение от сенсоров о готовящемся союзе, и коноховцы отступили.
А Кисаме по возвращении домой случайно узнал, что его наставник, один из величайших мечников Тумана, который учил его, что предательство – страшнейший из грехов, который убедил его в необходимости убить своих товарищей ради защиты их знаний... этот человек сам продавал секретную информацию о Тумане другим странам.
Что ж. Во всяком случае, теперь у Кисаме была Самехада, с неожиданной радостью признавшая нового хозяина.
Чтобы обсудить детали заключенного союза, Каге договорились лично встретиться на территории нейтральной и сонной страны Чая. Каждый взял с собой одного советника и одного телохранителя, оставив остальных сопровождающих на границе.
Кисаме было здорово не по себе от такого количества гражданских вокруг, которые куда-то суетливо спешили, с интересом и страхом поглядывая на шиноби. Он молча стоял за спиной Мизукаге массивной тенью и с выжидающей настороженностью следил за приближением потенциального союзника.
Первой его внимание привлекла вздорная рыжая девица, шумная, резкая и болтливая, которая с ходу на правах советника взяла на себя переговоры со стороны Огня. Так это и есть знаменитая джинчурики, самое мощное оружие Конохи?
Сам Хокаге, легендарная Желтая Молния, вежливо улыбался, сцепившись взглядами с Мизукаге.
И только потом Кисаме обратил внимание на телохранителя супружеской четы – невысокого и очень бледного темноволосого парнишку, державшегося чуть в стороне. Его облик вызывал искреннее недоумение... Но потом он на мгновение повернулся, отвлеченный каким-то шумом, и стало видно стилизованное изображение красно-белого веера на его спине.
Учихи. Кисаме много о них слышал, пусть и не встречался раньше лично – поэтому и решил для себя давно, что все они на самом деле просто слабаки, прикрывающиеся своим необычным геномом.
Слишком уж тонкие были у этого парнишки руки и нежное, лишенное даже мимических морщин лицо.
А потом на них внезапно напали. Целый отряд людей в черном. Вот только вместо того, чтобы атаковать Каге, они зачем-то набросились на рыжую джинчурики.
Битва оказалась короткой, но ожесточенной. Кисаме впервые увидел, насколько молниеносен Желтая Молния, и впервые же подумал, что, пожалуй, в этом союзе все же есть смысл.
Самехада ликовала, жадно всасывая чакру противников. А сам Кисаме даже не заметил, когда и как они успели оказаться плечом к плечу с Учихой, оттеснив себе за спины рвавшихся в бой Каге и их советников. Черные глаза, окруженные почти по-девичьи длинными ресницами, сменили цвет на красный – и все закончилось очень быстро.
И тогда Самехада, распробовав необычную чужую чакру, вдруг с интересом потянулась к нему. Учиха вздрогнул от неожиданности, и на его лице наконец отразились эмоции – удивление и любопытство – а потом он протянул руку и осторожно погладил темные шипы.

* * *

Кисаме очень не любил признавать свои ошибки. Но «не любил» не значит «закрывал на них глаза». Вот и сейчас он, пусть и с большой неохотой, готов был признать, что, пожалуй, поступил опрометчиво, азартно бросившись в драку и недооценив потенциальную силу противников. Нет, убить тех семерых в итоге оказалось бы не так уж сложно. Вот только он не учел, что у одного из них может оказаться в запасе взрывная печать настолько разрушительной мощи.
Прогремевший взрыв оказался таким сильным и стремительным, что Кисаме даже не успел закрыться водным щитом. Его отшвырнуло на стену ближайшего здания, почти распластав по ней, вдавив в холодный неровный камень кладки, но, что гораздо хуже – и надо же было случиться такому досадному невезению – потом в падении он неудачно повернулся и умудрился вывихнуть себе левое плечо.
Впрочем, уже спустя пару минут, пока Кисаме только-только пытался проморгаться и справиться с внезапной болью, рядом прямо из теней соткался Итачи в своей странной красно-белой маске, застывшей и лишенной эмоций, швырнул что-то в оставшихся в живых противников, потом помог подняться Кисаме и с неожиданной силой потащил за собой.
Вот только тот едва не споткнулся от удивления, когда загадочное «что-то» оказалось не оружием, а разноцветными фейерверками, разорвавшимися снопом искр и огней прямо у ног нукэнинов.
Они побежали по крышам, остановились передохнуть только на другом конце поселения. Кисаме не был уверен, но, судя по тому, что Итачи дальше никуда не спешил и выглядел совершенно спокойным (маску он, хвала всем демонам, все же снял), вряд ли оставшиеся в живых нукэнины были в состоянии их преследовать. Если, конечно, они в итоге все же остались в живых. Потому что если нет – похоже, придется искать иную ниточку к той самой преступной организации, которая так всполошила всех Каге.
Но все же – фейерверки?
Кисаме понял, что задал этот вопрос вслух, только когда внимательный неподвижный взгляд напарника оказался устремлен прямо на него.
- Чтобы не привлекать внимание гражданских взрывами, - наконец соизволил пояснить Итачи.
Словно в ответ на его слова, над центром города в темном небе расцвел красно-зеленый огненный цветок, и порыв ветра донес смутный гул восторженных голосов.
Самехада молчала, задумавшись... или, может, просто объевшись чужой чакры.
Кисаме стряхнул с волос налипшие снежинки и поморщился. Левая рука болталась бесполезной плетью. Однако прежде, чем он успел сообразить, как это исправить, Итачи шагнул вперед, согнул его руку в локте, прижимая к грудной клетке, приподнял больное плечо вперед и вверх и быстрым умелым движением вправил вывих.
У Кисаме перед глазами вспыхнули звезды поярче треклятых фейерверков, он остервенело скрипнул зубами, но смолчал. Боль сразу стала слабее, хоть и не прошла полностью, но, главное, теперь он снова мог шевелить рукой.
Он не успел поблагодарить, как Итачи зачем-то размотал и снял свой длинный темно-синий шарф, поглядел на него озадаченно, словно удивляясь своим собственным действиям, а потом тряхнул головой – и соорудил петлю, которую надел на шею Кисаме и помог закрепить в ней пострадавшую руку.
Несколько минут оба дружно молчали, избегая глядеть друг на друга. С крыши дома, на котором они остановились, открывался хороший обзор на все поселение, полное праздничных огней.
В стране Тумана никогда не проводили праздник конца года с таким лихим и бездумным размахом. Интересно, что же творится тогда в Конохе, в месте, и вне праздников прославленном своим безумством?
Нахмурившись, Кисаме кашлянул и уточнил:
- Вам удалось отыскать свиток?
Не то чтобы единственно возможный ответ не был очевиден... однако нужно же как-то начать разговор?
Итачи в ответ просто кивнул, хотя показывать означенный свиток не стал.
Что ж, в таком случае, их миссия окончена – надо сказать, удручающе быстро – так что самое время отправляться каждому в свою сторону...
Кисаме погладил рукоять сытой и довольной Самехады, искоса рассматривая своего временного напарника. Тот стоял на самом краю крыши, чуть наклонившись вперед и внимательно вглядываясь в видимую не так далеко площадь, на которой бурлила и шумела праздничная ярмарка.
- Как Вам удалось скрыть от них, что Вы использовали Хенге? – вдруг спросил он, не поворачивая головы.
Кисаме небрежно пожал плечами, тут же придя к выводу, что сделал это зря, потому что левое отдалось резкой болью, и, сам не зная толком, почему (не стоит выдавать временному союзнику важную информацию!), признался:
- Самехада умеет маскировать мою чакру.
Итачи снова коротко кивнул. Его четко очерченный профиль в отсветах ночных огней казался маской, куда более прочной, чем расписная белая маска АНБУ.
Ярмарка светилась разноцветными бумажными фонариками, на ветру трепетали праздничные флаги и ленты. Кисаме прищурился, внимательно разглядывая своего спутника, и наконец прямо спросил:
- Итачи-сан, Вы ведь могли просто погрузить всех в гендзюцу?
Он так и не понял до конца, каковы истинные возможности Шарингана, однако не вызывало сомнений, что не стоит относиться к модифицированному геному с пренебрежением.
Но Итачи не ответил, словно не услышал – а может, и правда не услышал, погруженный в размышления – и вдруг признался:
- Мне нужно подобрать подарок моему младшему брату, - он потянулся поправить шарф, которого больше не было, и, словно поддавшись какому-то порыву, добавил: - Он закончил в прошлом месяце Академию.
Кисаме удивленно хмыкнул. На лице Итачи появилось непривычно удивленное выражение – словно он сам не был толком уверен, почему вдруг поделился этой информацией.
- Что ж, поздравляю пацана! Надеюсь только, у него в учителях не этот ваш психованный Зеленый Зверь? А то я не поручусь за сохранность его рассудка, – проворчал Кисаме, невольно содрогнувшись при воспоминании о том, как ему однажды довелось сражаться с упомянутым выдающимся индивидуумом.
Бледные губы Итачи на мгновение дрогнули в слабой улыбке, и Кисаме с жадностью впился взглядом в эту улыбку, а потом, поддавшись порыву, сунул руку за пазуху и извлек яркий подарочный мешочек из магазина сладостей.
- В ту нашу первую встречу, после боя, Самехада съела все Ваши данго, да и сегодня пыталась. Так что, хм, возмещаю причиненный ущерб – случайно увидел тут по дороге.
Вот только «случайно увидел» расшифровывалось как «случайно увидел, купил заранее и притащил с собой, как только узнал, что есть шанс повстречаться с Учихой Итачи». Он никогда не врал – ни в серьезных вещах, ни в незначительных деталях. Но умолчать о чем-либо? Вполне естественно для шиноби.
Самехада поерзала под обмоткой из бинтов и утвердительно загудела. Поначалу Кисаме задевало то, с какой легкостью она могла временно сбежать к людям, чья чакра была ей по вкусу... но потом она всегда возвращалась.
К тому же, в данном конкретном случае их вкусы совпадали.
На лице Итачи снова отразилось удивление. Он с нерешительной осторожностью протянул руку, принял подарок и негромко произнес, опустив ресницы:
- Спасибо.
Кисаме усмехнулся, скользнул пальцами правой руки по мягкой шерсти чужого шарфа на своей шее и серьезно заметил:
- Возможно, если б жизнь сложилась иначе, мы бы с Вами никогда не познакомились. Или, скорее, встретились бы всего один раз, на поле боя. Так что – с праздником конца года Вас, Итачи-сан! Надеюсь, мы оба переживем следующий.
Итачи медленно кивнул, развязал мешочек и достал первое данго.
Никто не мог с уверенностью сказать, как долго продержится союз между их селениями, между их странами. Но Хошигаке Кисаме не привык терять времени даром.
В небе продолжали распускаться и цвести разноцветные фейерверки, мешаясь с крупными белыми хлопьями снега.

27-28 декабря 2012

@темы: Творческое, Naruto

...Ну, вы же все понимаете, да?

Я всегда особенно любила гномов. Не только толкиеновских, но вообще. Да что там, я даже отчетно-итоговый проект-презентацию по английскому в 11 классе делала про гномов в мифологии, литературе и культуре!
Но если конкретно о толкиеновских – тот же Гимли всегда был моим вторым по любимости персонажем в «ВК», после Сэма, и то только потому, что Сэм несравненен и абсолютен
Даже в первых моих креативных фэнтезийных текстах еще в школьные годы главным героем был гном. Кстати, может, и надо бы когда-нибудь ту эпопею переделать-дописать.
Так что я, наверное, даже уже и не особо удивляюсь, что меня так бесконтрольно вштырило от этих конкретных гномов. Я уже только устало фэйспалмлюсь.

И последняя - хотя на самом деле первая - потрясающая иллюстрация от Что за Покемон?!!
У меня уже даже не хватает толком слов и смайликов, чтобы выразить весь свой восторг *___*

Я безнадежно полюбила Балина, еще когда впервые читала «ВК» (до «Хоббита» добралась значительно позже), просто по рассказам Гимли, и очень переживала в Мории, отчаянно надеясь, что Балин все-таки выжил...

Название: Завещание Фундина
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Балин, Двалин, Торин, Фрерин
Жанр: джен, драма, экшен, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-80. Балин | Двалин. Почему один брат стал воином, а другой пошёл по пути мирных наук. Хотелось бы без слеша.
Предупреждение: AU по таймлайну (в книге разница в возрасте Балина и Двалина всего около десяти лет, но в фильме явно значительно больше)
Количество слов: 2 327

читатьДо определенного момента своего старшего брата Двалин в детстве видел очень редко. Ученый книжник, отличавшийся пытливым и острым умом, Балин, несмотря на юный возраст, входил в круг приближенных советников короля. Отец всегда довольно щурился, когда упоминал об этом, и с улыбкой посасывал черенок своей большой курительной трубки из темного дерева, больше похожего на камень.
Эта неизменная трубка навсегда осталась самым ярким воспоминанием Двалина об отце.
Когда Балин все же заглядывал в гости, проходя через кишащие маленькими детьми коридоры своей неторопливой шаркающей походкой, с неизменным чернильным пятном на носу или щеке, он обязательно приносил какие-то подарки или диковинки – старые карты, образцы руды, необычные кристаллы, охотничьи ножи. И, глядя сверху вниз на приплясывавшего от нетерпения младшего брата, всякий раз с задумчивой улыбкой подначивал:
- Кажется, с нашей последней встречи ты стал еще ниже?
- Не ниже! Выше!!! – тут же оскорбленно возмущался Двалин, раздраженно хмуря густые брови.
Он долгое время был самым маленьким и слабым среди своих ровесников... вплоть до совершеннолетия, по достижении которого как-то очень вдруг вырос, возмужал и окреп, да настолько, что изредка в городах людей его даже принимали за человека, только низкорослого.
Двалин в тайне собственнически гордился своим необыкновенным старшим братом, но вслух всегда ворчал на его мягкотелую слабохарактерность, которую не пристало выказывать наследнику великого воинского рода.
А потом однажды как-то вечером, незадолго до дня рождения Двалина, Балин пришел, непривычно серьезный и мрачный, забрал брата от теток, отвел в совершенно незнакомую часть пещер, ближе к королевским покоям. Показал маленькую и чистую комнату с двумя кроватями и множеством книг, положил теплую ладонь на худое плечо и тихо сказал:
- Будем теперь жить вместе, парень. Отец погиб.
Сначала Двалин подумал, что просто неправильно услышал. Потрясенно выдохнул:
- Что?..
Балин отвел взгляд, пригладил бороду, в которой уже появились первые седые пряди – не от возраста – и тем же спокойным и печальным голосом продолжил:
- Сегодня был обвал в западных шахтах, перекрыло целый туннель. Он не смог выбраться...
В уши Двалина словно натолкали ваты, и в то же время голова гулко звенела изнутри. Он вывернулся из-под руки брата, отскочил назад, до боли сжимая кулаки, и выкрикнул:
- Неправда! Все ты врешь!!!
А потом бросился прочь, не разбирая дороги. Он совершенно не помнил, как Балину удалось догнать его и вернуть.
Следующие несколько дней прошли, словно в мокром душном тумане. А когда Двалин наконец пришел в себя, его жизнь кардинально переменилась: из беззаботного ребенка он превратился в будущего стража Эребора, чей день был расписан по часам – тренировки с воинами, занятия с братом, ученичество в кузнице.
Двалин так и не смирился, не захотел верить, что отца могла настигнуть столь глупая и бессмысленная смерть. Поэтому придумал себе, что на самом деле Фундин отправился на тайное и очень важное задание и героически пал в бою, попав в засаду, но не пожелав сдаваться врагам.
Отношение Двалина к старшему брату переменилось кардинально. Балин обучал грамоте, истории и химии королевских наследников, а вместе с ними занятия посещал и Двалин. Пользы он в этой пустой трате времени не видел совершенно, но хотя бы – неожиданно для самого себя и, пожалуй, всех вокруг – нашел друга в лице старшего принца.
Однако выносить постоянные лекции и поучения брата все равно было невероятно тяжело. Он убедил себя, что презирает Балина – за то, что тот пренебрег своим прямым долгом первенца и не продолжил дело отца, не взял в руки его боевой топор. Двалину тошно было смотреть на такого старшего брата – осторожного, сомневающегося, опасливого, всегда все перепроверяющего много раз. Нетерпеливый и порывистый Двалин тщетно силился понять, что же было между ними общего, как вообще они могли оказаться связаны одной кровью. Он постоянно пытался начать конфликт, намеренно оскорблял брата, подстраивал мелкие пакостные шутки – наливал клей в чернила, прятал книги, похищал приготовленные к занятиям образцы минералов и химических реагентов.
Балин сносил все терпеливо и молча, и это раздражало вечно хмурого Двалина только сильнее.
И одному Махалу известно, как долго могло бы продолжаться этого вооруженное перемирие (вооруженное с одной стороны и перемирие с другой), если б как-то раз, во время урока, посвященного великой истории славного рода Дурина, Двалин вдруг не сорвался.
Он вскочил со своего места, опрокинув на бок тяжелый каменный стол, да так, что столешница раскололась напополам, стиснул кулаки настолько сильно, что даже коротко обрезанные ногти больно впились в ладони, и яростно, почти с ненавистью выплюнул прямо в лицо брату:
- Ты слабак! Ты предаешь память отца!
И, не оглядываясь, стремительно покинул библиотеку, в которой проходили занятия.
Он долго не мог успокоиться, кипя от почти неконтролируемого раздражения, но все же через полчаса обнаружил себя в одном из «условленных мест» - под лестницей, которая вела на старую караульную башню на внешней крепостной стене.
Торин уже ждал там, без особого успеха скрывая нетерпение, и царственно спросил:
- Что ты задумал?
Двалин остановился и окинул его внимательным взглядом. Непривычно долговязый для гнома, с очень пронзительными и серьезными глазами, наследник всегда выглядел так, словно родился с короной на голове. Это его прирожденное природное величие, по правде сказать, Двалина изрядно забавляло, хоть он и старался этого не показывать, чтоб не оскорблять друга и своего будущего короля.
- Да так, - он потер затылок и хмыкнул. – Мне вот пришло в голову: вместо того, чтоб тратить время на бесполезное подражание книжникам, почему бы нам не отправиться на охоту?
- Продолжай, - одобрительно кивнул Торин.
Двалин на всякий случай огляделся по сторонам и заговорщицки усмехнулся:
- Помнишь обломки рогов в комнате у старого Аурванга? По-моему, неплохо было бы такие же, только целые и огромные, размером с самого Аурванга, повесить в тронном зале!
- Но в наших краях не водятся лихолесские лоси, - вдруг раздался знакомый звонкий голос, и по лестнице вприпрыжку сбежал Фрерин, с важным видом потер подбородок, копируя отца, и заявил: - Их только остроухие у себя разводят.
Двалин раздраженно нахмурился и почти прошипел:
- Зачем ты его притащил?!
- Он сам увязался, - бесстрастно сообщил Торин и пожал плечами, но его глаза предупредительно сверкнули, и Двалин молча отступил: наследник относился к своему младшему брату со снисходительным терпением, и лучше было с ним по этому вопросу не спорить.
На охоту они все же отправились, здраво рассудив, что если не лось, то уж хоть кто-нибудь им точно попадется. Удалось даже раздобыть неплохое копье на длинном древке и несколько пращей, плюс у Двалина всегда был с собой любимый острый нож в сапоге.
К подножию горы они выбрались старыми туннелями, которые обнаружили пару месяцев назад, когда решили проследить за сменой караула. Замшелые растрескавшиеся обломки скал быстро сменились высоченными деревьями, похожими на колонны, и лучи солнца играли бликами на наконечнике копья Торина и на золотых волосах Фрерина.
Они никогда прежде не выходили во внешний мир, за пределы Эребора, без сопровождения взрослых.
Одинокая гора возвышалась над ними, почти полностью заслоняя небо, и казалась еще более огромной и величественной, чем изнутри.
К их немалому разочарованию, до самого заката им не попалось никакой дичи. Только нахальные птицы бодро чирикали в ветвях, но сразу улетали, стоило только приготовить пращу. Фрерин, как самый младший, быстро выдохся и уныло плелся следом, но Двалин и Торин бодро стремились вперед, не желая сдаваться.
А потом сзади послышался треск и шорох – словно кто-то осторожно и неторопливо шел за ними.
Они переглянулись и поспешили спрятаться в густых и колючих кустах терновника. Глубокие тени черными клочьями тянулись из-под деревьев, и небо постепенно наливалось густым синим цветом. Они замерли, стараясь не дышать, но шорох чужих шагов затих, словно примерещился.
А потом что-то цепко ухватило Двалина за шиворот и резко дернуло назад, и краем глаза он успел заметить, что то же самое произошло с Торином. Он зашипел от боли, когда колючки впились в кожу и оставили длинные царапины, после чего его вдруг поставили на ноги, и изумленный Двалин оказался перед своим старшим братом.
Ни разу прежде он не видел Балина таким серьезным и таким разозленным, настолько, что его лоб раскололо глубокими морщинами, как древний камень. Но голос брата остался спокойным и усталым:
- Полагаю, бессмысленно спрашивать, о чем вы думали. Мне нужно хорошенько позаботиться в будущем, чтобы слово «последствия» заняло должное место в вашем лексиконе.
И Двалин неуютно поежился, подумав, что лучше бы брат накричал – тогда можно было бы запротестовать, огрызнуться в ответ...
Торин молча и горделиво выпрямился, не желая склонять голову даже под справедливыми обвинениями.
Фрерин, болезненно ойкая, самостоятельно выполз из кустов, Балин скользнул по нему быстрым взглядом и устало вздохнул:
- Вам всем очень повезло, что хоть у одного из вас хватило ума оставить записку с обещанием вернуться к ужину с добычей.
- Трус! – сквозь стиснутые зубы с презрением прошипел Двалин.
Старший брат устремил на него мрачный задумчивый взгляд и сдержанно возразил:
- Это была не трусость с его стороны, а разумная предусмотрительность.
И Двалин только тогда заметил, что Балин выглядел непривычно, не так, как всегда – просторную мантию сменила плотная кожаная куртка, из-под ворота которой выглядывала кольчуга, за плечами висели ножны с мечом.
Торин вдруг настороженно обернулся к лесу у них за спиной и чуть нахмурился:
- Что это?..
Все замолчали и прислушались.
Это был даже не звук – скорее, призрак звука: далекий рык, словно огромные камни со скрипом терлись друг о друга.
Но Балин вдруг разительно переменился в лице, побледнел, схватил Фрерина за руку и потащил к высокому дереву с крепкими раскидистыми ветвями, коротко приказав:
- Залезайте, быстро!
Двалин открыл было рот – но что-то заставило его подчиниться без споров.
Карабкаться на дерево оказалось не сложнее, чем взбираться на скалу. Они справились всего за пару минут, но за это время странный хриплый рык стал гораздо ближе.
Балин остался стоять внизу и медленно извлек меч из ножен, не отводя напряженного взгляда от лесной чащи.
А потом рык внезапно сорвался почти в визг, высокий, хищный и резкий, после чего сменился воем, таким громким и тошнотворно-пронзительным, что Двалин от неожиданности едва не выпустил из рук ветку, за которую цеплялся.
Но испугаться он даже не успел, потому что в следующее мгновение из лесных теней хрипящей и рычащей стаей выпрыгнули крупные лохматые звери с оскаленными пастями – варги, это были варги, точно такие же, как на картинке в старом бестиарии – и с бешеной яростью набросились на Балина.
Двалин не сразу понял, что испуганный вскрик вырвался из его собственного горла. Но брат не отступил, с силой полоснул первого варга по грязному брюху, рассек второму горло, увернулся от атаки третьего и вонзил меч ему прямо между глаз. Вот только клинок вдруг застрял, и меч просто вырвало из рук Балина, когда варг всей огромной тушей рухнул на землю.
А в сумраке между деревьев уже блестели хищным алым светом глаза новых тварей.
Горло Двалина перехватило, словно сдавило невидимой рукой страха, мешая дышать, но брат не растерялся. Шагнул к росшей неподалеку молодой крепкой сосне, свалил ее одним резким пинком, голыми руками разломил ствол пополам – Двалин даже не подозревал, что в теле его грузного брата скрывается такая немалая физическая сила – потом спокойно, словно никуда не торопясь, извлек из кармана склянку с какой-то мутной жидкостью, вылил на кору и высек искры кремнием.
Дерево вспыхнуло быстро и ярко. Балин ловко взмахнул полыхающими дубинками, словно двумя мечами, и решительно бросился в атаку.
Твари с отчаянным воем, полным боли и ужаса, бросились прочь.
Возможно, их было просто не так много, как показалось сначала.
Потрясенный Двалин медленно выдохнул, не в силах оторвать взгляд от брата... и только чудом заметил, что варг, самый первый, которому рассекли брюхо, ползет к Балину, скаля кривые зубы и готовясь напасть со спины.
И тогда Двалин выхватил из сапога любимый нож – своей самый первый нож, давний подарок брата – спрыгнул вниз и, метко приземлившись твари на загривок, вонзил лезвие между рваных ушей по самую рукоять.
Балин быстро обернулся… и подарил ему усталую улыбку, опуская импровизированные факелы.
Домой они возвращались в полном молчании. Двалин далеко не сразу почувствовал, что сильно ушибся, когда так безрассудно прыгнул вниз. Но это было неважно.
Главное, что они все остались живы и целы.
На крепостной стене их уже поджидала целая процессия во главе с самим Траином. Двалин против воли втянул голову в плечи, мысленно убеждая самого себя, что готов к любому наказанию за то, что подверг опасности наследных принцев... но Балин с улыбкой выступил вперед и почтительно кивнул:
- Приношу извинения, не думал, что мы так задержимся. Водил ребят в лес, показать кое-какие целебные травы – очень полезные для будущих воинов знания.
Траин скептически хмыкнул, но милостиво сделал вид, что поверил, и забрал своих взъерошенных и исцарапанных сыновей.
В библиотеке Двалина ждал жарко растопленный очаг, теплая меховая шкура вместо одеяла и большая кружка горячего травяного настоя.
Они долго молчали, сидя на одной лавке бок о бок и неподвижно глядя в огонь.
Но потом Двалин наконец набрался решимости и тихо, хрипло, борясь с глупыми детскими слезами, спросил:
- Почему? – сглотнул и продолжил: – Почему ты не хочешь быть воином, хотя ты воин и лучше многих?
Двалин не видел прежде ни одной настоящей битвы, но он был не дурак и наблюдал не за одним тренировочным боем, именно поэтому для него было очевидно, что с мастерством брата и его непоколебимой отвагой мало кто способен сравниться.
Балин устремил на него спокойный взгляд добрых светлых глаз, положил руку на плечо, мягко улыбнулся и сказал:
- Даже в самые темные и лишенные надежды времена жизнь состоит не из одних только сражений. Кто-то должен учить детей миру.
Двалин с трудом сглотнул и прокашлялся, уткнулся носом в чашку.
Балин перевел взгляд на огонь и доверительно признался:
- Я вижу в вас и в тех, кто придет следом за вами, наше спасение и продолжение нашего народа, живое будущее, которое показывает, что все наши усилия не напрасны.
Двалин с силой потер глаза ладонью и прислонился головой к плечу брата.
С тех пор они ни разу не ссорились.
Балин остался книжником и ученым, верным советником королей.
Двалин научился быть истинным воином, и никто не в силах оказался сравниться с ним в мастерстве владения боевым топором.
Первая ассоциация, которая всегда появлялась у Двалина при воспоминании об отце – большая курительная трубка из темного дерева.
При мыслях о брате перед его внутренним взором воочию возникала огромная старая книга с чертежами Мории. Балин с задумчивым нездешним взглядом гладил ветхие страницы испачканными в чернилах пальцами и всякий раз повторял:
- Это было величайшее королевство нашего народа.
О том, что брат все эти годы хранил любимую трубку отца, Двалин узнал гораздо позже и совершенно случайно.
В чашечке оказался спрятан сложенный в несколько раз листок с завещанием.
Там было всего одно слово.
«Живите».
И Двалин прожил – дольше всех. Ровно триста сорок один год.

20 января 2013

Ну и, разумеется, я просто не смогла пройти мимо заявки про Гимли.

Название: Память о доме
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Балин, Гимли, Оин, Ори, Глоин, мама Гимли, Леголас
Жанр: джен, семейный флафф быт, драма
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-66. Детство Гимли. По арту. PS заказчик будет рад флэшбеку про "друга эльфов" - что об этом думает Глоин.
Примечание 2: под вдохновением от вот этого спойлера ко второму фильму.
Количество слов: 1 957

читатьЕще до рождения он был обречен стать героем.
Из-за своего наследия, из-за своей семьи, из-за тех историй, которые постоянно слышал в детстве.
Просто потому, что он был Гимли, сыном Глоина.

*

Балин давно позабыл, как должно ощущаться это всеохватывающее, долгожданное чувство «возвращаться домой». Не было у него больше дома, давно не было, как и у всех них, всех тех, кто сбежал с черного пепелища Эребора в надежде однажды найти путь назад... Однако, заглянув в очередной раз между своими скитаниями по всему Средиземью под низкие своды чертогов Эред Луина, Балин испытал что-то щемящее, сладко-горькое и светло-печальное.
Звонкие возмущенные вопли он расслышал еще на лестнице, которая вела в частный сектор пещер. Невольно посмеиваясь себе под нос, он неспешно приблизился к знакомым окованным железом дверям и остановился на пороге, обозревая представшую взгляду картину и задумчиво поглаживая бороду.
Оин, с кряхтением присев на пол, что-то неразборчиво ворчал, нанося вонючую травяную мазь на основе лосиного сала (его особый рецепт, взятый на вооружение многими другими целителями их рода) на разбитую коленку своего племянника. Тот, маленький, совершенно рыжий, совсем как его отец, и не по-детски хмурый, сидел на табурете на фоне растянутой во всю стену белой простыни и недовольно дергался, раздраженно надув губы. На его подбородке уже топорщилась клочками во все стороны первая борода, и Балин вновь поразился тому, как быстро порой утекает время: когда он видел мальчика последний раз, гладкости его округлых щек могла бы позавидовать любая человеческая девушка.
Гимли издал очередной негодующий вопль, который тугой на ухо Оин благополучно проигнорировал, но потом заметил в дверях гостя, и его глаза вспыхнули искренним восторгом:
- Ты приехал!!!
Балин дружески улыбнулся и наконец шагнул внутрь, прикрывая за собой дверь. И только тогда заметил еще одно знакомое лицо – сбоку у очага сидел на втором табурете юный гном совсем немногим старше Гимли. Он смущенно сутулился, кутаясь в вязаную шерстяную тунику, несмотря на жарко растопленный огонь, а на коленях у него лежал альбом с плотными желтоватыми листами бумаги и несколько тонких графитовых грифелей. Балин удивленно вскинул брови... а потом вдруг признал самого младшего из братьев Дори. Как его там? Гори? Ори? Да, точно, Ори. Хороший парнишка, спокойный и толковый, даже скупой на похвалу педантичный Дори не раз вслух гордился его талантом к каллиграфии и рисованию.
Гимли попытался спрыгнуть на пол, чтобы броситься навстречу гостю, но Оин с неожиданной проворностью удержал его за шиворот и неодобрительно буркнул:
- А ну сиди давай спокойно! Не то весь вечер так провозимся...
- Да как я спокойно усижу, когда эта твоя дрянь чешется жутко?! И вообще! – он низко опустил голову и проворчал вполголоса что-то подозрительно похожее на «старый дурак».
Оин в очередной раз наглядно доказал, что его плохой слух был весьма избирателен: оценивающе взвесив на руке свою слуховую трубку, он удовлетворенно кивнул и отвесил ею племяннику подзатыльник.
Гимли не замедлил обиженно разораться. Ори втянул голову поглубже в плечи, явно мечтая оказаться сейчас где угодно, хоть в самом сердце Лихолесья со всеми его ужасами, но только не здесь.
Балин негромко хохотнул себе в бороду и огляделся. В дальнем углу пещеры за темной занавеской можно было увидеть невысокую фигуру Хефти. Жена Глоина сосредоточенно стучала молотом по небольшой наковальне и не обращала на посторонний шум ни малейшего внимания. Самого хозяина нигде видно не было.
- Не будешь сидеть спокойно – ночью за тобой придут жуткие чудовища, остроухие, клыкастые и высокие, с когтями и светлой паклей вместо волос! – с самодовольным видом заявил Оин и потряс племянника за ухо. – Станут петь противными высокими голосами свои колдунские заговоры, и ты никогда уже не будешь прежним!
Гимли вывернулся, обиженно потер пострадавшие затылок с ухом и громко фыркнул:
- Дядя, я уже не маленький, чтобы верить в глупые страшилки про эльфов!
Оин в притворном удивлении вскинул брови, потом протер рукавом свою слуховую трубку, словно сомневаясь, что расслышал правильно, и задумчиво устремил взгляд куда-то в огонь.
- А я ведь видел, - мрачным голосом сообщил он. – Видел знаки! В лесу у подножия гор раньше срока разбухли почки – точно дивнутые где-то рядом шляются!
Ори тихонько ахнул, чуть не выронив из пальцев грифель. Балин ободряюще погладил его по неровно остриженным волосам, мельком заглянув в альбом. Там обнаружился набросок-миниатюра, очень достоверно изображавший горделивую осанку Хефти, и некое размазанное пятно, которое, очевидно, в ближайшем будущем должно было стать портретом Гимли.
- Очень здорово получается, парень, - похвалил Балин, одобрительно кивнув.
Ори неуверенно улыбнулся в ответ, смущенно краснея. Все-таки повезло Дори с братьями, как бы он ни ворчал постоянно на недобросовестные проделки среднего...
Интересно, чем занимается сейчас Двалин? Дороги жизни разнесли их в разные стороны, не позволяя встретиться вот уже третий год...
Встряхнувшись, Балин уверенно подошел к шумно спорившим Гимли и Оину (последний опять очень убедительно делал вид, что ничего не может расслышать), не без труда приподнял подросшего пацана под мышки, сел на табурет сам и усадил ребенка себе на колени.
- Думаю, так тебе будет легче усидеть на месте? – с улыбкой подмигнул Балин.
Гимли тут же устремил на него искрящийся восторгом взгляд и потребовал, словно случайный гость заходил последний раз на ужин только на прошлой неделе, а не пять лет назад:
- Расскажи еще!
Балин с притворным вздохом покачал головой, но не сдержал улыбки. Ори немедленно зашуршал грифелем по бумаге, дождавшись относительной неподвижности своей модели.
Рассказать, значит?
Пожалуй, хватит на сегодня сказок про эльфов. А то иначе такое расовое предубеждение однажды не доведет до добра.
- Глубоко-глубоко, в самом сердце великих Мглистых гор, - начал он, внимательно вглядываясь в языки пламени в очаге поверх кучерявой рыжей макушки, - раскинулось величайшее, самое прекрасное и удивительное царство народа гномов.
Знакомые слова не раз повторенной легенды непрерывной вереницей образов лились с языка, и Балин сам словно воочию видел, как восставали из небытия сказочные огромные залы, у которых не было потолка, бездонные пропасти, в глубине которых таился живой огонь, многоуровневые галереи, похожие на лабиринты, сияющие рубинами и изумрудами купола огромных храмов, необозримые залы древней библиотеки...
Ори довольно быстро закончил рисунок – судя по всему, тайный подарок от всей семьи для Глоина – и тоже, как завороженный, слушал рассказ, с не меньшим и с не менее детским восторгом, чем Гимли.
Который, к слову, в какой-то момент явно начал клевать носом, после чего без особого смущения развернулся и, уткнувшись означенным носом Балину куда-то под мышку, сонно пробормотал:
- Я хочу это все увидеть...
Балин выпутал непослушные рыжие пряди из своих пуговиц и почти неожиданно для самого себя пообещал:
- Когда-нибудь обязательно там побываешь! Я отправлюсь туда раньше, все подготовлю, а ты потом приедешь в гости.
Уже через минуту Гимли молча сопел и, очевидно, созерцал во сне волшебные подземные залы.
Глоин, который вернулся ближе к концу рассказа, стоял в дверях, тщательно оттирая грязной тряпкой сажу и копоть с ладоней – судя по растрепанной бороде, день в шахтах выдался не самым легким.
- Почему ты всегда рассказываешь ему про Морию, а не про Эребор? – негромко проворчал он себе под нос, проходя к очагу.
Ори, успевший вовремя спрятать под одежду альбом и грифели, смущенно распрощался и поспешил уйти.
Балин проводил его внимательным взглядом и устало признал:
- Потому что Мория – сказка, а Эребор – наше реальное прошлое.
Глоин изможденно приземлился на оставленный Ори табурет – тот жалобно скрипнул под его основательным весом – и устремил на сына удивленный до ранимости взгляд.
- У меня такое впечатление, что еще вчера он был совсем маленьким, меньше даже моей боевой секиры... Я тогда мог с легкостью поднять его одной рукой, вскинуть себе на плечо, а потом мы вместе носились по переходам Эред Луина, гоняясь за призраками орков! – на этом месте Глоин даже прослезился, не стыдясь открыто проявлять эмоции в компании родственников.
Оин насмешливо фыркнул, полируя бородой свою слуховую трубку:
- Ага, и выглядели вы оба, как сущие безумцы, мне за вас стыдно было...
- Эй, а ну кончай меня воспитывать, поздно уже! – немедленно возмутился Глоин, гневно сверкнув глазами.
Но в это мгновение из-за занавески решительно шагнула Хефти – совсем низкая, даже для гнома, полная, с сильными руками и золотой копной непокорных волос. Она вытащила из ушей затычки (так вот как ей удавалось игнорировать до этого вопли Гимли), ссыпала на стол у стены груду безнадежно погнутых вилок с ножами и уперла кулаки в бедра, холодно сообщив:
- Твой сын лишил нас столовых приборов. Так что на сегодня ужин отменяется, мне дармоедов кормить надоело! Чтоб завтра же у меня были новые!
- Как скажешь, мой лунный опал, - с готовностью кивнул мгновенно присмиревший Глоин, глядя на жену так, словно она – все самоцветы мира, воплотившиеся в одной звезде, чтобы потом упасть ему на ладонь.
Хефти громко фыркнула, забрала у Балина заснувшего сына, с грубоватой лаской дернула мужа за бороду и удалилась в соседнюю комнату. Глоин проводил их все тем же восторженным взглядом, шумно вздохнув:
- А ведь совсем недавно у малыша даже бакенбардов не было...
Оин выразительно закатил глаза и поворошил кочергой угли в очаге, коротко хмыкнув:
- Ага, поэтому он как-то ночью остриг клок твоей бороды и привязал себе к подбородку. Так потом еще и отказывался отдавать, так и ходил, пока не потерял!
Балин негромко рассмеялся, представив себе эту картину в лицах и красках. Принял из рук Глоина кружку с элем – тот все-таки вспомнил, что является хозяином, и сообразил им на троих холостяцкий перекус, несмотря на отсутствие вилок – сделал большой глоток, а потом по очереди внимательно посмотрел в глаза обоим своим двоюродным братьям и сказал:
- Торин говорит – скоро.
Глоин нахмурился и отвел взгляд. Оин звонко причмокнул губами и покивал с задумчивым видом:
- Я видел знаки в клиньях перелетных птиц…
Балин устало потер переносицу и поудобней устроился на жестком табурете, грея старые кости у очага. Пока еще есть немного времени.
Ему всегда было на удивление мирно и спокойно в этой небольшой, но обжитой и уютной пещере. Особым счастьем казалось видеть целую дружную семью – редкость в их неприкаянной жизни: ведь, хоть они и нашли пристанище в Эред Луине, в душе все равно остались бродягами без дома.
Возможно, однажды мир наконец изменится к лучшему, и такое зрелище станет более частым явлением. Во всяком случае, Балин знал, что живет именно ради этого.

*

Солнце сияло ясно и безгранично, бесследно рассеивая своими мягкими белыми лучами все оставшиеся тени. Деревья стремились ввысь, широко раскинув руки-ветви, и свежие сочные листья мирно шелестели на ветру. Легкий аромат луговых трав дурманом струился в воздухе.
Такой спокойный день возможен только после очень долгой и очень темной ночи.
Гимли вздохнул и оперся на любимую секиру, задумчиво оглядев раскинувшиеся вокруг долины Итилиэна. Пока он еще не готов был признать, что какие-то там цветочки способны сравниться красотой с захватывающим дух великолепием пещер Агларонда... Но друга следовало уважить, к тому же, против уговора не пойдешь!
Вот только как бы этот уговор не обошелся ему слишком дорого...
Гном нахмурился и, проворчав пару боевых ругательств на кхуздуле, снова нагнулся носом к самой земле, шаря пальцами в мокрых от росы травах.
- Что ты потерял, мой друг? – с беспечной веселостью окликнул его Леголас, подходя ближе.
Потом, не дождавшись ответа, тоже присоединился к поискам. И, разумеется, его зоркие эльфийские глаза первыми углядели среди бесконечной зелени яркий серебристый блеск.
Леголас гибко наклонился и за расстегнувшуюся цепочку поднял небольшой овальный медальон, который вдруг щелкнул и раскрылся.
- Что это? – удивленно спросил эльф, наблюдая, как находка проворачивается вокруг своей оси, покачиваясь, словно маятник.
Гимли с облегчением потер затылок – до сих пор непривычно было ходить без шлема – и пояснил:
- Он принадлежал моему отцу – там раньше был не его портрет, а я мелкий. Мать решила сделать его отцу в подарок, незадолго до Похода в Эребор. А потом его отдали мне, на память о семье. Ну... это вроде как мой счастливый талисман.
Леголас внимательней всмотрелся в крошечные портреты, после чего на его лице вдруг появилось такое странное и незнакомое выражение, которого Гимли никогда у него не видел. Если б дивный народ умел испытывать стыд – наверное, это он бы самый и был.
Кто их поймет, этих эльфов, что там у них на уме на самом деле.
Гимли забрал медальон у друга, застегнул цепочку на шее и снова спрятал под воротник рубахи.
Он знал, что, куда бы ни пошел, дом всегда будет с ним – в нем самом и в его детских воспоминаниях.

24 января 2013

@темы: Творческое, ХоббитПростиЭруДожили

Не спрашивайте. Просто не спрашивайте.


Я до сих пор в потрясенном изумлении, но этот текст даже удостоился индивидуальной аватарки по итогам третьего тура

Не помню, получала ли я когда-нибудь в жизни столько положительных отзывов сразу...
И еще приятней и неожиданней оказалось то, что мне внезапно нарисовали прекрасную и очень яркую по эмоциям иллюстрацию! Выражение лица Фили просто вот совсем идеально в точку.

(с) Что за Покемон?!!

Название: Золотые тени
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Фили, Торин, Кили
Жанр: джен, драма
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-85. Фили | Торин | Кили. Сильная разница в отношении Торина к племянникам. Забота о Кили и нежелание разговаривать с Фили. Причины, переживания Фили, который успокаивается после откровенного переживания Торина о Фили в сцене битвы великанов.
От автора: случайной идеей обеспечила сама себе хронический хэдканон
Количество слов: 1 834

читатьФили не помнит, когда это началось. Но, возможно, даже до рождения Кили.

Их раннее детство осталось в памяти горечью дыма от походных костров, холодным ветром на скалистых перевалах и усталыми мрачными лицами вокруг. Фили быстро привык, что у матери – и у остальных взрослых – толком не было времени на возню с детьми, поэтому научился сам развлекать сначала себя, а потом и младшего брата. И редко, очень редко они видели своего дядю – высокого, величественного, темного и молчаливого, пахшего выделанной кожей, мокрым мехом, копотью и сталью.
Торин иногда брал на руки или сажал себе на плечи Кили, маленького, увертливого и всегда смеявшегося очень громко и заразительно... но никогда Фили. Хотя что в этом странного? Он ведь уже совсем взрослый, ему не нужны снисходительные нежности, как младшему братишке.

Вот только с течением лет разница в отношении Торина к племянникам становилась все очевидней.
Когда он ненадолго возвращался в Эред Луин из своих бесконечных странствий, чтобы проведать сестру, Кили радостно мчался к нему навстречу, сметая все на своем пути, экспрессивно размахивал руками и стремился рассказать все и сразу, на одном вдохе, за одну минуту – и про шахты, и про кузницу, и про успешные тренировки, и про заброшенные пещеры... Фили тоже подходил следом, всегда с улыбкой, всегда с надеждой, что, может быть, в этот раз? Кили обязательно оглядывался на него, ослепляя счастливой улыбкой, и вовлекал в разговор, разделял с ним рассказ о совместных приключениях. Но Торин, слушая хмуро и внимательно, смотрел только на младшего племянника, кивал и уходил встретиться с Даином.
Когда Кили, после первой охоты со старшими гномами, с восторгом заявил, что хочет стать лучником, Торин в следующий свой визит привез ему первый лук. (Свой первый меч Фили получил от одного из стражей Эред Луина)
Когда Кили с простодушной детской наивностью попросил рассказать о их деде и прадеде – о их деде и прадеде, а не об утративших свое королевство королях – Торин нахмурился, но усадил племянников у очага, достал трубку и начал неторопливую и задумчивую повесть. (Фили ни разу не хватило смелости попросить о том же)
Когда Кили заболел после опрометчивого купания в осенней реке – потому что Фили не пошел с ним, решив заглянуть в таверну с остальными молодыми гномами – и лежал в забытьи лихорадки, выкашливая легкие, Торин остался рядом, отложив все свои планы. (В его прошлый приезд Фили сломал ногу и вывихнул плечо, сорвавшись с лестницы в шахте, и Торин уехал сразу же, не дождавшись вердикта врача)
Когда...
Сколько их было – таких когда?

Поэтому Фили просто молча улыбается и старается ничего не ждать, игнорируя что-то темное и больное, настойчиво царапающееся в груди.
Потому что все вокруг видят, все знают, что любимый племянник Торина – Кили, открытый, прямодушный, радостный, отчаянно желающий нравиться, стремящийся доказать всему миру сразу свою безрассудную верность и опрометчивую храбрость. И Фили прекрасно знает, что брат, возможно, единственный, кто не замечает очевидного фаворитизма Торина.
Наверное, именно поэтому Фили не чувствует зависти, несмотря на темное и больное, притаившееся у сердца.
Но все чаще он тщетно пытается задушить предательскую ревность – не к брату, нет. Он давно смирился (он упорно убеждает в этом самого себя), что Торин его не любит, любит не его, потому что – как можно не любить Кили, безрассудного и бестолково-солнечного?
Нет, он ревнует младшего брата к дяде, мучительно стискивает зубы всякий раз, когда Кили с искренним и почти робким восторгом говорит о Торине, только о Торине.
Потому что Фили старший брат. И он сам хочет быть героем для своего младшего.

Вот только обманчиво легко забыть, что Кили не останется навсегда ребенком.
И однажды, настороженно, неуверенно глядя на темную резкую фигуру Торина в кузнице, младший брат с тревогой шепчет:
- Вы поссорились? Поэтому никогда не разговариваете?
И Фили целых несколько мгновений не знает, что ответить, потом неискренне смеется и отмахивается:
- Нет, ты что! Как тебе такая ерунда в голову пришла?
Больное и острое проворачивается в груди, как нож.

А потом наступает время Похода, неизмеримо важного и призванного изменить судьбу всего их народа.
И когда Торин предлагает племянникам пойти за ним, он впервые смотрит в глаза Фили, и в душе пускают корни неуверенные ростки слабой надежды, что все-таки...

После невероятного и счастливого спасения от троллей, после первого по-настоящему опасного (пусть и не самого приятного) приключения в жизни братьев, Торин вспоминает, что все началось с похищенных по недосмотру пони.
И он очень, очень недоволен. Он раздражен и полон полыхающей ярости, но что самое ужасное – он разочарован.
И его гневный, сокрушительный, унижающий монолог обращен на Кили, сжавшегося и втянувшего голову в плечи, расстроенного почти до слез. Потому что на старшего племянника Торин снова не смотрит.
Чему удивляться? Фили ведь всегда был недостаточно хорош, никогда не оправдывал ожиданий, был попросту недостоин своего полученного по праву первенца звания наследника...
Двалин, проходя мимо, в молчаливой поддержке неожиданно хлопает его по плечу, но тоже смотрит в сторону.

И вдруг вокруг холодный мрак, и секущие струи дождя, и оглушительный громоподобный грохот, подобного которому не услышишь даже в кузнице. Стихия бушует со всех сторон, завиваясь стремительным вихрем, черно-синяя темнота превращает спутников в призраков, и скользкий каменный уступ становится все уже...
Скала раскалывается прямо у них под ногами, и Кили делает шаг прочь.
Фили отчаянно кричит имя брата, пытаясь дотянуться, но его дергают назад, прочь от головокружительной пропасти, и он не в силах оторвать взгляда, хотя видит только бесконечные хлесткие струи воды, и не слышит ничего, кроме грохочущего рева. Он уже не разбирает, где верх, где низ, он совершенно не помнит, как и зачем они оказались здесь, и в горле, мешая дышать, прочно застрял страх – не за себя.
Скалы проносятся мимо друг друга со все нарастающей скоростью, и прямо в лицо Фили летит каменный выступ, блестящий под дождем, словно сталь.
И где-то далеко в черно-синей мгле знакомый голос кричит его имя. Впервые в жизни – с таким отчаянным страхом потерять.
Но не голос брата – голос дяди.
И, охваченный неверящим изумлением, Фили еле успевает сориентироваться и вовремя прыгнуть.
Вокруг по-прежнему холодно, мокро и громко, но они чудом находят случайную пещеру, чтобы устроить себе передышку, и Фили лежит рядом с братом, соприкасаясь плечами, и долго смотрит в потолок, гадая, померещилось или нет.

И внезапно все катится таким кувырком – и сами они много раз катятся и летят куда-то вниз-вниз-вниз – что никто из них не успевает заметить, как проходит больше суток. Погони в темноте, всполохи пламени, едкий запах горящей смолы, отвратительные хари орков, и Торин, который бессильным грузом свисает в лапах гигантского орла, раненый, лишившийся сознания, но нетнетнетнемертвый...
Мимо скользят безграничные просторы чужих незнакомых земель, и Фили до боли стискивает зубы... но они наконец-то в безопасности – относительной – и Кили крепко прижимается к его спине, вцепившись пальцами ему в пояс из страха упасть.

Они наконец-то могут передохнуть, и Торин объявляет привал у подножия скалы, на которой их высадили птицы. Кили, уставший, но с просветлевшим от облегчения лицом, вызывается набрать веток для костра, и, разумеется, Фили следует за ним.
Он совсем не ожидает, что Торин пойдет с ними – и что, когда они разойдутся в разные стороны на залитой солнцем зеленой поляне, Торин останется со старшим племянником.
Фили молча ворошит носком сапога сырой от росы хворост, низко опустив голову. Растрепавшиеся волосы падают ему на лицо, и солнечные лучи превращают их в сияющую золотую завесу.
Он едва не отскакивает назад, когда знакомая рука с окровавленными костяшками осторожно убирает светлые пряди ему за ухо.
Торин глядит в сторону, но не потому, что не может и не хочет по какой-то причине смотреть на племянника – Фили это чувствует – а потому что перед его мысленным взором стоит что-то, чего здесь, на тихой лесной поляне, нет.
Какая-то птица бодро свистит в ветвях, и вдалеке слышен оживленный спор разбивающих лагерь спутников.
Торин чуть склоняет голову набок и вдруг спокойным, почти безразличным тоном спрашивает:
- Ваша мать когда-нибудь говорила вам, что у нее было два брата?
Фили вздрагивает, изумленно распахивает глаза, неуверенно раскрывает рот, чтобы ответить – но дядя опережает его, продолжая тем же неискренне-безразличным тоном:
- Неудивительно. Я подозревал, что это ранило ее сильнее, чем гибель деда и безумие отца. Возможно, сильнее даже, чем самоубийство мужа.
Фили вмиг забывает о сухих ветках для костра, забывает об остальных гномах, забывает даже об отчаянном крике в черно-синей мгле. Он неотрывно всматривается в неподвижное лицо дяди и боится пропустить хоть слово.
Торин поворачивается к нему, прямо встречает его взгляд, молчит, словно что-то ища в глубине его зрачков, и наконец роняет:
- Его звали Фрерин, - он плотно сжимает губы, прежде чем продолжить снова, по-прежнему спокойно и устало: - Мы никогда не были так близки, как вы с Кили. С самого рождения я знал, что мне суждено унаследовать трон, что ответственность перед моим народом не оставляет времени ни на что другое... Но он был моим младшим братом. И он погиб, потому что меня не оказалось рядом, чтобы прикрыть ему спину в битве.
Фили первым отводит взгляд, с трудом сглатывая, чувствуя, как темное и больное испуганно пульсирует в груди, и видит, что пальцы Торина крепко, до побелевших костяшек стиснули рукоять меча.
- Светлые волосы цвета золота, не нуждающиеся ни в каких украшениях – редкость в роду Дурина, - неожиданно произносит в странной полузадумчивости дядя.
Фили вздрагивает, удивленно вскидывает голову, не ожидая такого резкого перехода.
Он помнит, помнит, с каким недоумением оглядывался в детстве на своих темноволосых родственников. Помнит, как мучительно удивлялся тому, что не похож на них. Помнит, что все с одобрительным удивлением сравнивали его волосы с золотыми нитями – все, кроме матери, которая всегда избегала прикасаться к его спутанным непокорным прядям, именно поэтому ему пришлось самостоятельно учиться плести косы…
Торин отпускает рукоять меча и с силой проводит ладонью по лицу сверху вниз, словно стирая нежеланные эмоции, и спокойно констатирует:
- Эта наследственная черта досталась нашей семье от рода жены Даина I.
Фили осторожно кивает, не уверенный пока, что думать и что чувствовать. Он всегда считал, что светлые волосы у него от отца, которого он почти не помнил...
Постояв пару минут в молчании, Фили понимает, что дядя вряд ли добавит что-то еще, и нагибается за парой веток в попытке отвлечься. Торин задумчиво наблюдает за ним – а может, опять видит призраков воспоминаний.
Когда Фили поворачивается обратно в сторону лагеря, Торин вдруг произносит таким странным, незнакомо изменившимся голосом, что Фили радуется, что не может сейчас видеть его лицо:
- Ты его точная копия внешне... и во многом похож на него по характеру. Фрерин умел видеть частности, а не только общую картину. Я всегда думал, что из него бы получился лучший старший брат.
Фили молча уходит, не решаясь обернуться.
Потому что знает: в глазах Торина он увидит невысказанное, не нуждающееся в высказывании: «Береги его».

На полпути к лагерю он буквально сталкивается с Кили. Внимательно смотрит на усталого, но довольного младшего брата, сжимающего в руках огромную охапку хвороста... и добавляет к его ноше свои ветки.
Кили проседает от неожиданности и протестующе восклицает:
- Эй!!!
Фили иронично приподнимает одну бровь и приобнимает его за плечи:
- В чем дело? Гном не в силах нести груз в десять раз меньше его собственного веса?
Кили обиженно хмурится, а потом пристально вглядывается в лицо брата – и вдруг расцветает триумфальной улыбкой:
- Вы наконец-то помирились?!
Фили удивленно смотрит на него, пожимает плечами и спокойно заявляет:
- Мы никогда и не ссорились.
И на душе теперь светло и тихо, потому что он знает, что говорит правду.
И если он сжимает пальцы на плече младшего брата сильнее, чем обычно – никому необязательно это знать.

18 января 2013

И снова подарочная иллюстрация от креативной и молниеносной Что за Покемон?!!, на сей раз ко всем трем исполнениям заявки *__*

Название: Не его сыновья
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Двалин/Дис, Фили, Кили
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-63. Двалин/Дис, на заднем плане - Фили, Кили, можно и Торина приплести. "Они могли бы быть моими сыновьями".
Предупреждение: AU по таймлайну (в книге Дис была совсем ребенком, когда дракон напал на Эребор)
Количество слов: 756

читатьЖенщины гномов не плетут кружева. Нет, такую нежную, тонкую и бесполезную работу они оставляют другим народам.
Женщины гномов – ювелиры, стеклодувы, кожевники, оружейных дел мастера. У каждой – свой особый дар, свое предпочтение.
Дис была принцессой. Наследницей великого рода, пусть и женщиной, пусть всего третьей по старшинству. Ее положению не пристало возиться с грубыми материалами, пропадать целыми днями в кузнице... Но она не могла позволить себе сидеть без дела – поэтому, под присмотром Балина, старого (тогда, в те забытые, почти нереальные теперь годы – еще почти юного) верного советника деда, освоила искусство каллиграфии.
Она переписывала ветхие, древние хроники и летописи, копировала полные непонятных символов карты, заносила в собственную толстую тетрадь в гравированной серебряной обложке-футляре – подарок братьев – избранные цитаты из трудов, посвященных воинскому делу.
Вот только ей гораздо больше нравилось писать не по бумаге – хрупкой, ненадежной – а по коже.
Это стало их секретом, разделенной на двоих и сохраненной навсегда тайной – но первую татуировку Двалину сделала именно Дис.
Они тогда были еще совсем детьми, и Балин на уроках истории поведал им о старом обычае их предков оставлять на своей коже узоры в память о погибших. И Двалин решил, что хочет себе изображение секиры на лопатке, в честь зарубленного орками отца.
Дис нашла в библиотеке необходимые книги, добыла чернила и закаленные иглы, принесла из покоев врачевания лечебную мазь. Сначала она думала, что Двалин просто хочет покрасоваться, порисоваться своей храбростью перед остальными детьми... но о своем желании он сказал только ей, вместо того, чтобы хвастаться Торину и остальным.
Гораздо позже, много, много лет спустя Дис поняла, что единственной, кому Двалин желал продемонстрировать свою храбрость, была она.
Дис запомнила, как у нее дрожали руки, как неуютно было причинять боль другому, как забивалась под ногти кровь и расплывались по коже чернила... Рисунок вышел кособоким, и им обоим невероятно повезло, что об их безрассудной выходке никто не узнал и что у Двалина не началось воспаление.
Больше Дис ни разу в жизни не делала татуировок.
А потом все они как-то очень вдруг, быстро и резко выросли, перестали быть детьми, оберегаемыми от забот. И Дис с целью укрепления политического союза сосватали Фроину, сыну Грата, одному из приближенных советников короля Наина – хромоногому молчаливому книжнику в два раза ее старше.
Дис не было в Эреборе, когда на ее родной дом напал дракон. Она не видела уничтоженных величественных ворот, не видела обрушенных колонн, не чувствовала запаха гари и жара огня, не слышала полных отчаянья криков... Но призрачная тень огненной смерти навсегда застыла в глазах ее братьев и всех тех, кто видел.
В глазах Двалина в том числе.
Дис никогда не любила своего мужа. Даже спустя десятилетия совместной жизни они остались получужими друг другу странниками. Выросшая среди горделивых воинов, она не могла понять его, тихого и мирного, а он не в силах был дать ей что-то, кроме тишины.
И кроме детей – нечаянных бесценных подарков, навсегда разбивших любую тишину.
Притворно серьезный и предусмотрительный Фили. Безрассудно светлый и порывистый Кили.
Ее сыновья, ее маленькие блестящие искры некогда великого, безграничного и величественного сияния.
Когда она вновь увидела Двалина, он стал гораздо старше, выше и темней. На его хмуром лице отпечатались морщины и тени, и на продубленной ветрами странствий коже стало гораздо больше татуировок – за каждого погибшего родича и боевого товарища. Она не спрашивала, кто их нанес.
Нет, вместо этого она задала один-единственный вопрос, глядя поверх плеча Двалина, на своих детей, которые с беззаботным смехом возились у очага, складывая из страниц ее рукописей бумажных птиц.
- Ты научишь их?
Научишь их – сражаться, никогда не отступать, верить в себя и своего короля, любить свой никогда не виденный дом?
Двалин не обернулся, нашел взглядом ее глаза, уверенно перехватил, не отпуская, не сдаваясь, и медленно произнес:
- Они могли бы быть моими сыновьями.
Дис с гордостью выпрямилась и крепко стиснула зубы.
Слишком поздно.
Слишком поздно, преступно, безнадежно поздно она поняла, кто ее единственный.
Но даже если б поняла раньше – Дис не была уверена, что родовая честь позволила бы ей отказаться от политического союза и подвести ожидания семьи.
В конце концов, раньше она была молодой и глупой.
А теперь...
Если бы, если бы только ее муж был не просто чужим, а – плохим, бессмысленно злым и резким, недостойным и опасным... она могла бы, могла бы просить у короля Эред Луина невиданной редкости – разрешения уйти, взять себе другого мужа...
Но Фроин был всего лишь молчаливым старым книжником, безумно и молча любившим своих детей.
Дис с трудом сглотнула, не отводя взгляда. И Двалин первым опустил веки, пряча затаенный в глубине зрачков черный огонь, глубоко вздохнул и сказал:
- Но они твои сыновья – и этого мне достаточно. Я научу их всему.

Фили и Кили беспечно смеются на холодном каменном полу и пока не знают ничего.

18 января 2013

@темы: Творческое, ХоббитПростиЭруДожили