...Ну, вы же все понимаете, да?

Я всегда особенно любила гномов. Не только толкиеновских, но вообще. Да что там, я даже отчетно-итоговый проект-презентацию по английскому в 11 классе делала про гномов в мифологии, литературе и культуре!
Но если конкретно о толкиеновских – тот же Гимли всегда был моим вторым по любимости персонажем в «ВК», после Сэма, и то только потому, что Сэм несравненен и абсолютен
Даже в первых моих креативных фэнтезийных текстах еще в школьные годы главным героем был гном. Кстати, может, и надо бы когда-нибудь ту эпопею переделать-дописать.
Так что я, наверное, даже уже и не особо удивляюсь, что меня так бесконтрольно вштырило от этих конкретных гномов. Я уже только устало фэйспалмлюсь.

И последняя - хотя на самом деле первая - потрясающая иллюстрация от Что за Покемон?!!
У меня уже даже не хватает толком слов и смайликов, чтобы выразить весь свой восторг *___*

Я безнадежно полюбила Балина, еще когда впервые читала «ВК» (до «Хоббита» добралась значительно позже), просто по рассказам Гимли, и очень переживала в Мории, отчаянно надеясь, что Балин все-таки выжил...

Название: Завещание Фундина
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Балин, Двалин, Торин, Фрерин
Жанр: джен, драма, экшен, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-80. Балин | Двалин. Почему один брат стал воином, а другой пошёл по пути мирных наук. Хотелось бы без слеша.
Предупреждение: AU по таймлайну (в книге разница в возрасте Балина и Двалина всего около десяти лет, но в фильме явно значительно больше)
Количество слов: 2 327

читатьДо определенного момента своего старшего брата Двалин в детстве видел очень редко. Ученый книжник, отличавшийся пытливым и острым умом, Балин, несмотря на юный возраст, входил в круг приближенных советников короля. Отец всегда довольно щурился, когда упоминал об этом, и с улыбкой посасывал черенок своей большой курительной трубки из темного дерева, больше похожего на камень.
Эта неизменная трубка навсегда осталась самым ярким воспоминанием Двалина об отце.
Когда Балин все же заглядывал в гости, проходя через кишащие маленькими детьми коридоры своей неторопливой шаркающей походкой, с неизменным чернильным пятном на носу или щеке, он обязательно приносил какие-то подарки или диковинки – старые карты, образцы руды, необычные кристаллы, охотничьи ножи. И, глядя сверху вниз на приплясывавшего от нетерпения младшего брата, всякий раз с задумчивой улыбкой подначивал:
- Кажется, с нашей последней встречи ты стал еще ниже?
- Не ниже! Выше!!! – тут же оскорбленно возмущался Двалин, раздраженно хмуря густые брови.
Он долгое время был самым маленьким и слабым среди своих ровесников... вплоть до совершеннолетия, по достижении которого как-то очень вдруг вырос, возмужал и окреп, да настолько, что изредка в городах людей его даже принимали за человека, только низкорослого.
Двалин в тайне собственнически гордился своим необыкновенным старшим братом, но вслух всегда ворчал на его мягкотелую слабохарактерность, которую не пристало выказывать наследнику великого воинского рода.
А потом однажды как-то вечером, незадолго до дня рождения Двалина, Балин пришел, непривычно серьезный и мрачный, забрал брата от теток, отвел в совершенно незнакомую часть пещер, ближе к королевским покоям. Показал маленькую и чистую комнату с двумя кроватями и множеством книг, положил теплую ладонь на худое плечо и тихо сказал:
- Будем теперь жить вместе, парень. Отец погиб.
Сначала Двалин подумал, что просто неправильно услышал. Потрясенно выдохнул:
- Что?..
Балин отвел взгляд, пригладил бороду, в которой уже появились первые седые пряди – не от возраста – и тем же спокойным и печальным голосом продолжил:
- Сегодня был обвал в западных шахтах, перекрыло целый туннель. Он не смог выбраться...
В уши Двалина словно натолкали ваты, и в то же время голова гулко звенела изнутри. Он вывернулся из-под руки брата, отскочил назад, до боли сжимая кулаки, и выкрикнул:
- Неправда! Все ты врешь!!!
А потом бросился прочь, не разбирая дороги. Он совершенно не помнил, как Балину удалось догнать его и вернуть.
Следующие несколько дней прошли, словно в мокром душном тумане. А когда Двалин наконец пришел в себя, его жизнь кардинально переменилась: из беззаботного ребенка он превратился в будущего стража Эребора, чей день был расписан по часам – тренировки с воинами, занятия с братом, ученичество в кузнице.
Двалин так и не смирился, не захотел верить, что отца могла настигнуть столь глупая и бессмысленная смерть. Поэтому придумал себе, что на самом деле Фундин отправился на тайное и очень важное задание и героически пал в бою, попав в засаду, но не пожелав сдаваться врагам.
Отношение Двалина к старшему брату переменилось кардинально. Балин обучал грамоте, истории и химии королевских наследников, а вместе с ними занятия посещал и Двалин. Пользы он в этой пустой трате времени не видел совершенно, но хотя бы – неожиданно для самого себя и, пожалуй, всех вокруг – нашел друга в лице старшего принца.
Однако выносить постоянные лекции и поучения брата все равно было невероятно тяжело. Он убедил себя, что презирает Балина – за то, что тот пренебрег своим прямым долгом первенца и не продолжил дело отца, не взял в руки его боевой топор. Двалину тошно было смотреть на такого старшего брата – осторожного, сомневающегося, опасливого, всегда все перепроверяющего много раз. Нетерпеливый и порывистый Двалин тщетно силился понять, что же было между ними общего, как вообще они могли оказаться связаны одной кровью. Он постоянно пытался начать конфликт, намеренно оскорблял брата, подстраивал мелкие пакостные шутки – наливал клей в чернила, прятал книги, похищал приготовленные к занятиям образцы минералов и химических реагентов.
Балин сносил все терпеливо и молча, и это раздражало вечно хмурого Двалина только сильнее.
И одному Махалу известно, как долго могло бы продолжаться этого вооруженное перемирие (вооруженное с одной стороны и перемирие с другой), если б как-то раз, во время урока, посвященного великой истории славного рода Дурина, Двалин вдруг не сорвался.
Он вскочил со своего места, опрокинув на бок тяжелый каменный стол, да так, что столешница раскололась напополам, стиснул кулаки настолько сильно, что даже коротко обрезанные ногти больно впились в ладони, и яростно, почти с ненавистью выплюнул прямо в лицо брату:
- Ты слабак! Ты предаешь память отца!
И, не оглядываясь, стремительно покинул библиотеку, в которой проходили занятия.
Он долго не мог успокоиться, кипя от почти неконтролируемого раздражения, но все же через полчаса обнаружил себя в одном из «условленных мест» - под лестницей, которая вела на старую караульную башню на внешней крепостной стене.
Торин уже ждал там, без особого успеха скрывая нетерпение, и царственно спросил:
- Что ты задумал?
Двалин остановился и окинул его внимательным взглядом. Непривычно долговязый для гнома, с очень пронзительными и серьезными глазами, наследник всегда выглядел так, словно родился с короной на голове. Это его прирожденное природное величие, по правде сказать, Двалина изрядно забавляло, хоть он и старался этого не показывать, чтоб не оскорблять друга и своего будущего короля.
- Да так, - он потер затылок и хмыкнул. – Мне вот пришло в голову: вместо того, чтоб тратить время на бесполезное подражание книжникам, почему бы нам не отправиться на охоту?
- Продолжай, - одобрительно кивнул Торин.
Двалин на всякий случай огляделся по сторонам и заговорщицки усмехнулся:
- Помнишь обломки рогов в комнате у старого Аурванга? По-моему, неплохо было бы такие же, только целые и огромные, размером с самого Аурванга, повесить в тронном зале!
- Но в наших краях не водятся лихолесские лоси, - вдруг раздался знакомый звонкий голос, и по лестнице вприпрыжку сбежал Фрерин, с важным видом потер подбородок, копируя отца, и заявил: - Их только остроухие у себя разводят.
Двалин раздраженно нахмурился и почти прошипел:
- Зачем ты его притащил?!
- Он сам увязался, - бесстрастно сообщил Торин и пожал плечами, но его глаза предупредительно сверкнули, и Двалин молча отступил: наследник относился к своему младшему брату со снисходительным терпением, и лучше было с ним по этому вопросу не спорить.
На охоту они все же отправились, здраво рассудив, что если не лось, то уж хоть кто-нибудь им точно попадется. Удалось даже раздобыть неплохое копье на длинном древке и несколько пращей, плюс у Двалина всегда был с собой любимый острый нож в сапоге.
К подножию горы они выбрались старыми туннелями, которые обнаружили пару месяцев назад, когда решили проследить за сменой караула. Замшелые растрескавшиеся обломки скал быстро сменились высоченными деревьями, похожими на колонны, и лучи солнца играли бликами на наконечнике копья Торина и на золотых волосах Фрерина.
Они никогда прежде не выходили во внешний мир, за пределы Эребора, без сопровождения взрослых.
Одинокая гора возвышалась над ними, почти полностью заслоняя небо, и казалась еще более огромной и величественной, чем изнутри.
К их немалому разочарованию, до самого заката им не попалось никакой дичи. Только нахальные птицы бодро чирикали в ветвях, но сразу улетали, стоило только приготовить пращу. Фрерин, как самый младший, быстро выдохся и уныло плелся следом, но Двалин и Торин бодро стремились вперед, не желая сдаваться.
А потом сзади послышался треск и шорох – словно кто-то осторожно и неторопливо шел за ними.
Они переглянулись и поспешили спрятаться в густых и колючих кустах терновника. Глубокие тени черными клочьями тянулись из-под деревьев, и небо постепенно наливалось густым синим цветом. Они замерли, стараясь не дышать, но шорох чужих шагов затих, словно примерещился.
А потом что-то цепко ухватило Двалина за шиворот и резко дернуло назад, и краем глаза он успел заметить, что то же самое произошло с Торином. Он зашипел от боли, когда колючки впились в кожу и оставили длинные царапины, после чего его вдруг поставили на ноги, и изумленный Двалин оказался перед своим старшим братом.
Ни разу прежде он не видел Балина таким серьезным и таким разозленным, настолько, что его лоб раскололо глубокими морщинами, как древний камень. Но голос брата остался спокойным и усталым:
- Полагаю, бессмысленно спрашивать, о чем вы думали. Мне нужно хорошенько позаботиться в будущем, чтобы слово «последствия» заняло должное место в вашем лексиконе.
И Двалин неуютно поежился, подумав, что лучше бы брат накричал – тогда можно было бы запротестовать, огрызнуться в ответ...
Торин молча и горделиво выпрямился, не желая склонять голову даже под справедливыми обвинениями.
Фрерин, болезненно ойкая, самостоятельно выполз из кустов, Балин скользнул по нему быстрым взглядом и устало вздохнул:
- Вам всем очень повезло, что хоть у одного из вас хватило ума оставить записку с обещанием вернуться к ужину с добычей.
- Трус! – сквозь стиснутые зубы с презрением прошипел Двалин.
Старший брат устремил на него мрачный задумчивый взгляд и сдержанно возразил:
- Это была не трусость с его стороны, а разумная предусмотрительность.
И Двалин только тогда заметил, что Балин выглядел непривычно, не так, как всегда – просторную мантию сменила плотная кожаная куртка, из-под ворота которой выглядывала кольчуга, за плечами висели ножны с мечом.
Торин вдруг настороженно обернулся к лесу у них за спиной и чуть нахмурился:
- Что это?..
Все замолчали и прислушались.
Это был даже не звук – скорее, призрак звука: далекий рык, словно огромные камни со скрипом терлись друг о друга.
Но Балин вдруг разительно переменился в лице, побледнел, схватил Фрерина за руку и потащил к высокому дереву с крепкими раскидистыми ветвями, коротко приказав:
- Залезайте, быстро!
Двалин открыл было рот – но что-то заставило его подчиниться без споров.
Карабкаться на дерево оказалось не сложнее, чем взбираться на скалу. Они справились всего за пару минут, но за это время странный хриплый рык стал гораздо ближе.
Балин остался стоять внизу и медленно извлек меч из ножен, не отводя напряженного взгляда от лесной чащи.
А потом рык внезапно сорвался почти в визг, высокий, хищный и резкий, после чего сменился воем, таким громким и тошнотворно-пронзительным, что Двалин от неожиданности едва не выпустил из рук ветку, за которую цеплялся.
Но испугаться он даже не успел, потому что в следующее мгновение из лесных теней хрипящей и рычащей стаей выпрыгнули крупные лохматые звери с оскаленными пастями – варги, это были варги, точно такие же, как на картинке в старом бестиарии – и с бешеной яростью набросились на Балина.
Двалин не сразу понял, что испуганный вскрик вырвался из его собственного горла. Но брат не отступил, с силой полоснул первого варга по грязному брюху, рассек второму горло, увернулся от атаки третьего и вонзил меч ему прямо между глаз. Вот только клинок вдруг застрял, и меч просто вырвало из рук Балина, когда варг всей огромной тушей рухнул на землю.
А в сумраке между деревьев уже блестели хищным алым светом глаза новых тварей.
Горло Двалина перехватило, словно сдавило невидимой рукой страха, мешая дышать, но брат не растерялся. Шагнул к росшей неподалеку молодой крепкой сосне, свалил ее одним резким пинком, голыми руками разломил ствол пополам – Двалин даже не подозревал, что в теле его грузного брата скрывается такая немалая физическая сила – потом спокойно, словно никуда не торопясь, извлек из кармана склянку с какой-то мутной жидкостью, вылил на кору и высек искры кремнием.
Дерево вспыхнуло быстро и ярко. Балин ловко взмахнул полыхающими дубинками, словно двумя мечами, и решительно бросился в атаку.
Твари с отчаянным воем, полным боли и ужаса, бросились прочь.
Возможно, их было просто не так много, как показалось сначала.
Потрясенный Двалин медленно выдохнул, не в силах оторвать взгляд от брата... и только чудом заметил, что варг, самый первый, которому рассекли брюхо, ползет к Балину, скаля кривые зубы и готовясь напасть со спины.
И тогда Двалин выхватил из сапога любимый нож – своей самый первый нож, давний подарок брата – спрыгнул вниз и, метко приземлившись твари на загривок, вонзил лезвие между рваных ушей по самую рукоять.
Балин быстро обернулся… и подарил ему усталую улыбку, опуская импровизированные факелы.
Домой они возвращались в полном молчании. Двалин далеко не сразу почувствовал, что сильно ушибся, когда так безрассудно прыгнул вниз. Но это было неважно.
Главное, что они все остались живы и целы.
На крепостной стене их уже поджидала целая процессия во главе с самим Траином. Двалин против воли втянул голову в плечи, мысленно убеждая самого себя, что готов к любому наказанию за то, что подверг опасности наследных принцев... но Балин с улыбкой выступил вперед и почтительно кивнул:
- Приношу извинения, не думал, что мы так задержимся. Водил ребят в лес, показать кое-какие целебные травы – очень полезные для будущих воинов знания.
Траин скептически хмыкнул, но милостиво сделал вид, что поверил, и забрал своих взъерошенных и исцарапанных сыновей.
В библиотеке Двалина ждал жарко растопленный очаг, теплая меховая шкура вместо одеяла и большая кружка горячего травяного настоя.
Они долго молчали, сидя на одной лавке бок о бок и неподвижно глядя в огонь.
Но потом Двалин наконец набрался решимости и тихо, хрипло, борясь с глупыми детскими слезами, спросил:
- Почему? – сглотнул и продолжил: – Почему ты не хочешь быть воином, хотя ты воин и лучше многих?
Двалин не видел прежде ни одной настоящей битвы, но он был не дурак и наблюдал не за одним тренировочным боем, именно поэтому для него было очевидно, что с мастерством брата и его непоколебимой отвагой мало кто способен сравниться.
Балин устремил на него спокойный взгляд добрых светлых глаз, положил руку на плечо, мягко улыбнулся и сказал:
- Даже в самые темные и лишенные надежды времена жизнь состоит не из одних только сражений. Кто-то должен учить детей миру.
Двалин с трудом сглотнул и прокашлялся, уткнулся носом в чашку.
Балин перевел взгляд на огонь и доверительно признался:
- Я вижу в вас и в тех, кто придет следом за вами, наше спасение и продолжение нашего народа, живое будущее, которое показывает, что все наши усилия не напрасны.
Двалин с силой потер глаза ладонью и прислонился головой к плечу брата.
С тех пор они ни разу не ссорились.
Балин остался книжником и ученым, верным советником королей.
Двалин научился быть истинным воином, и никто не в силах оказался сравниться с ним в мастерстве владения боевым топором.
Первая ассоциация, которая всегда появлялась у Двалина при воспоминании об отце – большая курительная трубка из темного дерева.
При мыслях о брате перед его внутренним взором воочию возникала огромная старая книга с чертежами Мории. Балин с задумчивым нездешним взглядом гладил ветхие страницы испачканными в чернилах пальцами и всякий раз повторял:
- Это было величайшее королевство нашего народа.
О том, что брат все эти годы хранил любимую трубку отца, Двалин узнал гораздо позже и совершенно случайно.
В чашечке оказался спрятан сложенный в несколько раз листок с завещанием.
Там было всего одно слово.
«Живите».
И Двалин прожил – дольше всех. Ровно триста сорок один год.

20 января 2013

Ну и, разумеется, я просто не смогла пройти мимо заявки про Гимли.

Название: Память о доме
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Балин, Гимли, Оин, Ори, Глоин, мама Гимли, Леголас
Жанр: джен, семейный флафф быт, драма
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке III-66. Детство Гимли. По арту. PS заказчик будет рад флэшбеку про "друга эльфов" - что об этом думает Глоин.
Примечание 2: под вдохновением от вот этого спойлера ко второму фильму.
Количество слов: 1 957

читатьЕще до рождения он был обречен стать героем.
Из-за своего наследия, из-за своей семьи, из-за тех историй, которые постоянно слышал в детстве.
Просто потому, что он был Гимли, сыном Глоина.

*

Балин давно позабыл, как должно ощущаться это всеохватывающее, долгожданное чувство «возвращаться домой». Не было у него больше дома, давно не было, как и у всех них, всех тех, кто сбежал с черного пепелища Эребора в надежде однажды найти путь назад... Однако, заглянув в очередной раз между своими скитаниями по всему Средиземью под низкие своды чертогов Эред Луина, Балин испытал что-то щемящее, сладко-горькое и светло-печальное.
Звонкие возмущенные вопли он расслышал еще на лестнице, которая вела в частный сектор пещер. Невольно посмеиваясь себе под нос, он неспешно приблизился к знакомым окованным железом дверям и остановился на пороге, обозревая представшую взгляду картину и задумчиво поглаживая бороду.
Оин, с кряхтением присев на пол, что-то неразборчиво ворчал, нанося вонючую травяную мазь на основе лосиного сала (его особый рецепт, взятый на вооружение многими другими целителями их рода) на разбитую коленку своего племянника. Тот, маленький, совершенно рыжий, совсем как его отец, и не по-детски хмурый, сидел на табурете на фоне растянутой во всю стену белой простыни и недовольно дергался, раздраженно надув губы. На его подбородке уже топорщилась клочками во все стороны первая борода, и Балин вновь поразился тому, как быстро порой утекает время: когда он видел мальчика последний раз, гладкости его округлых щек могла бы позавидовать любая человеческая девушка.
Гимли издал очередной негодующий вопль, который тугой на ухо Оин благополучно проигнорировал, но потом заметил в дверях гостя, и его глаза вспыхнули искренним восторгом:
- Ты приехал!!!
Балин дружески улыбнулся и наконец шагнул внутрь, прикрывая за собой дверь. И только тогда заметил еще одно знакомое лицо – сбоку у очага сидел на втором табурете юный гном совсем немногим старше Гимли. Он смущенно сутулился, кутаясь в вязаную шерстяную тунику, несмотря на жарко растопленный огонь, а на коленях у него лежал альбом с плотными желтоватыми листами бумаги и несколько тонких графитовых грифелей. Балин удивленно вскинул брови... а потом вдруг признал самого младшего из братьев Дори. Как его там? Гори? Ори? Да, точно, Ори. Хороший парнишка, спокойный и толковый, даже скупой на похвалу педантичный Дори не раз вслух гордился его талантом к каллиграфии и рисованию.
Гимли попытался спрыгнуть на пол, чтобы броситься навстречу гостю, но Оин с неожиданной проворностью удержал его за шиворот и неодобрительно буркнул:
- А ну сиди давай спокойно! Не то весь вечер так провозимся...
- Да как я спокойно усижу, когда эта твоя дрянь чешется жутко?! И вообще! – он низко опустил голову и проворчал вполголоса что-то подозрительно похожее на «старый дурак».
Оин в очередной раз наглядно доказал, что его плохой слух был весьма избирателен: оценивающе взвесив на руке свою слуховую трубку, он удовлетворенно кивнул и отвесил ею племяннику подзатыльник.
Гимли не замедлил обиженно разораться. Ори втянул голову поглубже в плечи, явно мечтая оказаться сейчас где угодно, хоть в самом сердце Лихолесья со всеми его ужасами, но только не здесь.
Балин негромко хохотнул себе в бороду и огляделся. В дальнем углу пещеры за темной занавеской можно было увидеть невысокую фигуру Хефти. Жена Глоина сосредоточенно стучала молотом по небольшой наковальне и не обращала на посторонний шум ни малейшего внимания. Самого хозяина нигде видно не было.
- Не будешь сидеть спокойно – ночью за тобой придут жуткие чудовища, остроухие, клыкастые и высокие, с когтями и светлой паклей вместо волос! – с самодовольным видом заявил Оин и потряс племянника за ухо. – Станут петь противными высокими голосами свои колдунские заговоры, и ты никогда уже не будешь прежним!
Гимли вывернулся, обиженно потер пострадавшие затылок с ухом и громко фыркнул:
- Дядя, я уже не маленький, чтобы верить в глупые страшилки про эльфов!
Оин в притворном удивлении вскинул брови, потом протер рукавом свою слуховую трубку, словно сомневаясь, что расслышал правильно, и задумчиво устремил взгляд куда-то в огонь.
- А я ведь видел, - мрачным голосом сообщил он. – Видел знаки! В лесу у подножия гор раньше срока разбухли почки – точно дивнутые где-то рядом шляются!
Ори тихонько ахнул, чуть не выронив из пальцев грифель. Балин ободряюще погладил его по неровно остриженным волосам, мельком заглянув в альбом. Там обнаружился набросок-миниатюра, очень достоверно изображавший горделивую осанку Хефти, и некое размазанное пятно, которое, очевидно, в ближайшем будущем должно было стать портретом Гимли.
- Очень здорово получается, парень, - похвалил Балин, одобрительно кивнув.
Ори неуверенно улыбнулся в ответ, смущенно краснея. Все-таки повезло Дори с братьями, как бы он ни ворчал постоянно на недобросовестные проделки среднего...
Интересно, чем занимается сейчас Двалин? Дороги жизни разнесли их в разные стороны, не позволяя встретиться вот уже третий год...
Встряхнувшись, Балин уверенно подошел к шумно спорившим Гимли и Оину (последний опять очень убедительно делал вид, что ничего не может расслышать), не без труда приподнял подросшего пацана под мышки, сел на табурет сам и усадил ребенка себе на колени.
- Думаю, так тебе будет легче усидеть на месте? – с улыбкой подмигнул Балин.
Гимли тут же устремил на него искрящийся восторгом взгляд и потребовал, словно случайный гость заходил последний раз на ужин только на прошлой неделе, а не пять лет назад:
- Расскажи еще!
Балин с притворным вздохом покачал головой, но не сдержал улыбки. Ори немедленно зашуршал грифелем по бумаге, дождавшись относительной неподвижности своей модели.
Рассказать, значит?
Пожалуй, хватит на сегодня сказок про эльфов. А то иначе такое расовое предубеждение однажды не доведет до добра.
- Глубоко-глубоко, в самом сердце великих Мглистых гор, - начал он, внимательно вглядываясь в языки пламени в очаге поверх кучерявой рыжей макушки, - раскинулось величайшее, самое прекрасное и удивительное царство народа гномов.
Знакомые слова не раз повторенной легенды непрерывной вереницей образов лились с языка, и Балин сам словно воочию видел, как восставали из небытия сказочные огромные залы, у которых не было потолка, бездонные пропасти, в глубине которых таился живой огонь, многоуровневые галереи, похожие на лабиринты, сияющие рубинами и изумрудами купола огромных храмов, необозримые залы древней библиотеки...
Ори довольно быстро закончил рисунок – судя по всему, тайный подарок от всей семьи для Глоина – и тоже, как завороженный, слушал рассказ, с не меньшим и с не менее детским восторгом, чем Гимли.
Который, к слову, в какой-то момент явно начал клевать носом, после чего без особого смущения развернулся и, уткнувшись означенным носом Балину куда-то под мышку, сонно пробормотал:
- Я хочу это все увидеть...
Балин выпутал непослушные рыжие пряди из своих пуговиц и почти неожиданно для самого себя пообещал:
- Когда-нибудь обязательно там побываешь! Я отправлюсь туда раньше, все подготовлю, а ты потом приедешь в гости.
Уже через минуту Гимли молча сопел и, очевидно, созерцал во сне волшебные подземные залы.
Глоин, который вернулся ближе к концу рассказа, стоял в дверях, тщательно оттирая грязной тряпкой сажу и копоть с ладоней – судя по растрепанной бороде, день в шахтах выдался не самым легким.
- Почему ты всегда рассказываешь ему про Морию, а не про Эребор? – негромко проворчал он себе под нос, проходя к очагу.
Ори, успевший вовремя спрятать под одежду альбом и грифели, смущенно распрощался и поспешил уйти.
Балин проводил его внимательным взглядом и устало признал:
- Потому что Мория – сказка, а Эребор – наше реальное прошлое.
Глоин изможденно приземлился на оставленный Ори табурет – тот жалобно скрипнул под его основательным весом – и устремил на сына удивленный до ранимости взгляд.
- У меня такое впечатление, что еще вчера он был совсем маленьким, меньше даже моей боевой секиры... Я тогда мог с легкостью поднять его одной рукой, вскинуть себе на плечо, а потом мы вместе носились по переходам Эред Луина, гоняясь за призраками орков! – на этом месте Глоин даже прослезился, не стыдясь открыто проявлять эмоции в компании родственников.
Оин насмешливо фыркнул, полируя бородой свою слуховую трубку:
- Ага, и выглядели вы оба, как сущие безумцы, мне за вас стыдно было...
- Эй, а ну кончай меня воспитывать, поздно уже! – немедленно возмутился Глоин, гневно сверкнув глазами.
Но в это мгновение из-за занавески решительно шагнула Хефти – совсем низкая, даже для гнома, полная, с сильными руками и золотой копной непокорных волос. Она вытащила из ушей затычки (так вот как ей удавалось игнорировать до этого вопли Гимли), ссыпала на стол у стены груду безнадежно погнутых вилок с ножами и уперла кулаки в бедра, холодно сообщив:
- Твой сын лишил нас столовых приборов. Так что на сегодня ужин отменяется, мне дармоедов кормить надоело! Чтоб завтра же у меня были новые!
- Как скажешь, мой лунный опал, - с готовностью кивнул мгновенно присмиревший Глоин, глядя на жену так, словно она – все самоцветы мира, воплотившиеся в одной звезде, чтобы потом упасть ему на ладонь.
Хефти громко фыркнула, забрала у Балина заснувшего сына, с грубоватой лаской дернула мужа за бороду и удалилась в соседнюю комнату. Глоин проводил их все тем же восторженным взглядом, шумно вздохнув:
- А ведь совсем недавно у малыша даже бакенбардов не было...
Оин выразительно закатил глаза и поворошил кочергой угли в очаге, коротко хмыкнув:
- Ага, поэтому он как-то ночью остриг клок твоей бороды и привязал себе к подбородку. Так потом еще и отказывался отдавать, так и ходил, пока не потерял!
Балин негромко рассмеялся, представив себе эту картину в лицах и красках. Принял из рук Глоина кружку с элем – тот все-таки вспомнил, что является хозяином, и сообразил им на троих холостяцкий перекус, несмотря на отсутствие вилок – сделал большой глоток, а потом по очереди внимательно посмотрел в глаза обоим своим двоюродным братьям и сказал:
- Торин говорит – скоро.
Глоин нахмурился и отвел взгляд. Оин звонко причмокнул губами и покивал с задумчивым видом:
- Я видел знаки в клиньях перелетных птиц…
Балин устало потер переносицу и поудобней устроился на жестком табурете, грея старые кости у очага. Пока еще есть немного времени.
Ему всегда было на удивление мирно и спокойно в этой небольшой, но обжитой и уютной пещере. Особым счастьем казалось видеть целую дружную семью – редкость в их неприкаянной жизни: ведь, хоть они и нашли пристанище в Эред Луине, в душе все равно остались бродягами без дома.
Возможно, однажды мир наконец изменится к лучшему, и такое зрелище станет более частым явлением. Во всяком случае, Балин знал, что живет именно ради этого.

*

Солнце сияло ясно и безгранично, бесследно рассеивая своими мягкими белыми лучами все оставшиеся тени. Деревья стремились ввысь, широко раскинув руки-ветви, и свежие сочные листья мирно шелестели на ветру. Легкий аромат луговых трав дурманом струился в воздухе.
Такой спокойный день возможен только после очень долгой и очень темной ночи.
Гимли вздохнул и оперся на любимую секиру, задумчиво оглядев раскинувшиеся вокруг долины Итилиэна. Пока он еще не готов был признать, что какие-то там цветочки способны сравниться красотой с захватывающим дух великолепием пещер Агларонда... Но друга следовало уважить, к тому же, против уговора не пойдешь!
Вот только как бы этот уговор не обошелся ему слишком дорого...
Гном нахмурился и, проворчав пару боевых ругательств на кхуздуле, снова нагнулся носом к самой земле, шаря пальцами в мокрых от росы травах.
- Что ты потерял, мой друг? – с беспечной веселостью окликнул его Леголас, подходя ближе.
Потом, не дождавшись ответа, тоже присоединился к поискам. И, разумеется, его зоркие эльфийские глаза первыми углядели среди бесконечной зелени яркий серебристый блеск.
Леголас гибко наклонился и за расстегнувшуюся цепочку поднял небольшой овальный медальон, который вдруг щелкнул и раскрылся.
- Что это? – удивленно спросил эльф, наблюдая, как находка проворачивается вокруг своей оси, покачиваясь, словно маятник.
Гимли с облегчением потер затылок – до сих пор непривычно было ходить без шлема – и пояснил:
- Он принадлежал моему отцу – там раньше был не его портрет, а я мелкий. Мать решила сделать его отцу в подарок, незадолго до Похода в Эребор. А потом его отдали мне, на память о семье. Ну... это вроде как мой счастливый талисман.
Леголас внимательней всмотрелся в крошечные портреты, после чего на его лице вдруг появилось такое странное и незнакомое выражение, которого Гимли никогда у него не видел. Если б дивный народ умел испытывать стыд – наверное, это он бы самый и был.
Кто их поймет, этих эльфов, что там у них на уме на самом деле.
Гимли забрал медальон у друга, застегнул цепочку на шее и снова спрятал под воротник рубахи.
Он знал, что, куда бы ни пошел, дом всегда будет с ним – в нем самом и в его детских воспоминаниях.

24 января 2013