Название: Его инструменты
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бофур, Бифур, Бомбур, их родичи
Жанр: джен, драма
Рейтинг: PG
Саммари: Не то чтобы Бофур не любил вспоминать свое детство... Скорее, он предпочитал помнить из него только выборочные моменты.
Посвящение: подарок для Frerin Частично по тому самому твоему сюжету, как и было заказано))
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 3 268


читатьНе то чтобы Бофур не любил вспоминать свое детство... Скорее, он предпочитал помнить из него только выборочные моменты.

Их семья лишилась дома, когда Бомбур был еще совсем почти младенцем. Низкие темные своды родных пещер в западных горах иногда являлись Бофуру во сне смутными туманными образами – мелкие белые кристаллы на стенах, колючие на ощупь, раскаленные искры в горне кузницы, его собственная детская кровать из узорного многоцветного агата...
Он так никогда и не узнал, какое же преступление совершил отец, чтобы весь их клан изгнали, отправили скитаться по пыльным дорогам Средиземья. Семья держалась особняком, чужаков они сторонились, хотя часто останавливались в поисках работы в городах людей. Бофур рано понял, что не стоит привыкать к новым местам – старой водяной мельнице, огромное колесо которой крутилось медленно и завораживающе, к узловатым ивам на берегу реки, в тени которых так приятно и спокойно было удить рыбу, к веселой городской площади, где местные жители собирались вечером, чтобы обменяться новостями – тогда не так грустно будет потом уезжать.
Детей в клане кроме них с Бомбуром не было. Все взрослые постоянно казались мрачными и серыми от усталости, уныло стремились вперед, будто к какой-то невидимой цели. И только в работе они словно забывались, вновь обретали себя в каждом ударе молота по наковальне, каждом взмахе киркой. Отец, даже в изгнании оставшийся главой клана, категоричный и резкий, болезненно гордый из-за великого прошлого их рода, бравшего свое начало в самой Мории, считал, что истинный гном должен делать только оружие или доспехи и добывать драгоценные металлы и самоцветы, все остальное ниже его достоинства. Поэтому он презрительно кривился всякий раз, когда, чтобы добыть пропитание, ему приходилось ковать подковы или выправлять погнутые котелки. Молчаливая хмурая мать также всегда была занята какой-то работой, пытаясь придать их очередному временному пристанищу хотя бы подобие уюта, и времени на детей у нее почти не оставалось. Только иногда, совсем поздно вечером, она хриплым сорванным голосом пела им красивые колыбельные и учила плести косы и вязать узлы.
Бофур тоже начал работать рано, вместе с отцом и другими старшими родичами в кузне, пока маленький Бомбур помогал матери. Несколько лет они жили в горах – чуждых, незнакомых – с другим кланом, и тогда дети впервые увидели настоящие шахты, наконец-то оказались в глубоких каменных пещерах, темных и гулких. Самым первым инструментом, к которому привыкли руки Бофура, стала кирка.
Постоянная жизнь в дороге учила спать вполглаза и обходиться малым. Средиземье казалось огромным, лишенным границ, иногда ярко-зеленым, иногда солнечно-осенним, в другие моменты – дождливым и недружелюбным. Бофур с раннего детства повидал много удивительных краев, познакомился с разными чужими обычаями, но так и не смог найти, понять значение короткого и простого слова «дом».
Впервые веселую застольную музыку Бофур услышал в людской таверне и даже предположить не мог, насколько она однажды переменит его жизнь.

*

Единственным в их клане, кому было дело до суетливой беготни детей, единственным, кому не в тягость, а в радость было с ними возиться, стал Бифур. Мудрый старший кузен, почти дядя (хотя в действительности он сам был в то время еще почти подростком), в семье считался самым образованным и знающим, до занудности. Еще до изгнания он проходил обучение у архивариусов и химиков, прочитал много книг и древних хроник и никогда не уставал отвечать на бесконечные вопросы Бофура, которым периодически овладевало неудержимое желание узнать все и сразу.
При этом сам Бифур был единственным из мужчин, кто не работал в кузне, хоть это и вызывало неодобрительное ворчание главы клана. Нет, он мастерил детские игрушки, приносившие пусть небольшой, но постоянный доход, потому что они гарантированно пользовались спросом в каждом людском поселении, где оказывался их бродячий клан.
Маленькое острое лезвие ножа медленно скользило по мягкому дереву, ярко отблескивая в свете пламени. Они остановились на ночь на постоялом дворе на окраине большого торгового города, и весь день прошел в возбужденной суете, пока отец на встрече с бургомистром договаривался о работе. Когда все уснули, Бофур тайком проскользнул вниз, в общий зал, и только вздохнул, когда Бомбур, сонно потирая глаза кулаками, увязался за ним. Как и следовало ожидать, Бифур единственный не спал, сидел возле почти погасшего очага и сосредоточенно создавал очередное маленькое чудо.
По его словам, ему так нравилось делать игрушки якобы потому, что подобная мелкая кропотливая работа хорошо развивает пальцы, требует большой точности и внимательности, почти как ювелирное дело, а гномы ничто не ценят так, как истинное мастерство. Но Бофур прекрасно знал, что кузен, несмотря на свой вечно взъерошенный и мрачный вид, просто любит детей – недаром даже в людских поселениях к нему всегда прибегали местные детишки, первыми преодолев опасливое предубеждение перед чужаками-гномами.
Угли в очаге сияли ровным красноватым светом, как раскаленная лава. Бофур шлепнулся на лавку, с жадным любопытством рассматривая разложенные на столе рабочие инструменты кузена: ножи с причудливо изогнутыми лезвиями, шило, резаки, долото, еще несколько, названий которым он не знал.
Бомбур неуверенно устроился рядом, пряча руки в длинных растянутых рукавах и опасливо поглядывая на стену, из-за которой раздавался громоподобный рокот многоголосого храпа их родни.
Бифур словно не заметил появления кузенов, даже не поднял головы. Он вырезал орла, с хищным загнутым клювом, тщательно прочерченными перьями, маленькими внимательными глазами, острыми когтями. Орел опускался на скалу, широко распахнув величественные крылья – кузен как раз отлаживал сложный механизм из струн и спрятанных в деревянном теле «скалы» металлических шестеренок. Игрушка была сделана из множества маленьких деталек, заботливо вырезанных и плотно пригнанных друг к другу.
- Я могу научить вас обоих, - вдруг негромко предложил Бифур, по-прежнему не отрывая взгляда от работы. – Это не очень сложно, главное – воображение и порядочно терпения, чтобы воплотить свою идею в материальной форме.
Бомбур вздрогнул от неожиданности и оглянулся в поисках поддержки на брата. Бофур поправил свою любимую шапку, оставшуюся в наследство от деда и подаренную недавно матерью, и серьезно задумался.
- Потом, - наконец небрежно отмахнулся он, потому что потом еще обязательно будет достаточно времени, на учебу в том числе. – Расскажи лучше пока еще что-нибудь, например, про стародавние времена! Или про дальние края!
Бифур удивленно приподнял бровь:
- Так вы, вроде бы, уже слишком взрослые для детских сказок?
- А ты тогда расскажи на детскую! – не растерялся Бофур и ухмыльнулся, довольный собой.
Кузен был для них с братом главным источником знаний и теоретических сведений, именно он в свое время научил их читать и писать.
Пламя медленно угасало в очаге, и в пустом общем зале безымянного постоялого двора зазвучал тихий и неторопливый рассказ о том, что далеко-далеко, за Мглистыми горами и ужасными непроходимыми лесами проклятых эльфов, расположено чудесное и великое царство Эребор, где правят прямые потомки самого Дурина. Посреди широкой равнины величественно возвышается гордым пиком Одинокая Гора, что скрывает в себе множество самых невероятных сокровищ, и парадные врата королевства украшают огромные статуи великих предков всего их народа.
Бофур, затаив дыхание, вслушивался, внимательно следя за тем, как грубые мозолистые пальцы кузена ловко и быстро оживляли игрушку. Сонный Бомбур завозился рядом, нерешительно открыл рот и начал:
- А про Мо... - но тут же замолчал и отвернулся, его круглое застенчивое лицо залила яркая краска смущения
Бофур, давно привыкший угадывать и договаривать слова своего робкого младшего брата, снова поправил шапку – она еще была ему велика и постоянно сползала на брови – и попросил:
- А про Морию расскажешь?
Мория, чудесный морок, призрак полузабытых далеких времен.
Глаза поневоле начали слипаться, но Бофур все равно слушал новый рассказ очень внимательно, пусть и слышал эту историю уже много раз, и заворожено смотрел, как широко и свободно взмахивал крыльями деревянный орел, стоило повернуть заводной ключ. Потом, много позже, после битвы у врат Мории, куда они втроем пойдут во имя великого прошлого своего клана, откликнувшись на зов наследников Дурина, игрушки Бифура станут совсем другими, более устрашающими и странными, хотя дети все равно их будут любить... Но всего этого Бофур еще не знал.
Храп за стеной стал громче и насыщенней, словно играл целый оркестр. Тени на стенах казались глухими и затаившимися, как в пещере. Бомбур уже давно клевал носом, чудом не свалившись на пол.
- И не лень тебе с нами возиться... - сонно пробормотал Бофур, пытаясь поудобней улечься на узкой лавке.
- Ничего, когда-нибудь вы со мной тоже так же возиться будете, - добродушно хохотнул кузен и накрыл его своим плащом.
Орел на краю стола еще раз с легким скрипом взмахнул тонкими деревянными крыльями. И Бофуру приснился точно такой же орел, только настоящий и огромный, с величественной границей опустившийся на скалу, в то время как вокруг парили другие орлы, и сам Бофур почему-то оказался на спине одного из них, а закатное небо полыхало, как угли в очаге.

*

День, когда Бофур впервые в жизни взял в руки флейту, он помнит особенно ярко, хотя воспоминание это не только веселое, но и горькое, как лечебная микстура.

Их клан остановился в очередном людском поселении, расположенном у широкого тракта. К чужакам тут давно привыкли и относились спокойно даже к представителям иных рас. Бифур, прослышав, что в соседней деревне намечалась крупная праздничная ярмарка, отправился туда со своей небольшой повозкой – последние годы он все чаще начал путешествовать отдельно от остальной семьи – а отец арендовал местную кузню на две недели, чтобы можно было работать в нормальных условиях, а не на походных наковальнях.
Бофур, легкий в общении и всегда искренне дружелюбный, уже в первый день нашел им несколько заказов, и они вместе с Бомбуром взялись за изготовление охотничьих ножей.
В кузне было жарко и душно, и верный молот в руках бил точно и уверенно, больше не оставляя следов на жестких от мозолей ладонях.
Бофур привык оберегать младшего брата, настолько, что это стало просто и естественно, как дыхание. Повзрослевший Бомбур так и остался тихим и застенчивым, но Бофур постоянно с ним говорил, делился своими впечатлениями и мыслями, не дожидаясь вербального ответа, часто вовлекал в общие разговоры, при этом зорко следя, чтобы никто младшего не задевал и не обращался к нему напрямую.
Но в тот день почему-то все пошло наперекосяк. Отец ввалился в кузню, с грохотом захлопнув за собой дверь, и окинул сыновей мрачным тяжелым взглядом – Бомбур, раздувавший меха и по привычке жевавший краюху свежего хлеба, едва не поперхнулся и сбился с ритма.
Тяжелые седые брови отца сошлись над переносицей, и он раздраженно выплюнул:
- Чтоб тебя, твоя неповоротливость и прожорливость приносит нам одни убытки!
Бофур медленно отложил в сторону молот, глядя, как сжался, втянув голову в плечи, младший брат, и объявил, стараясь не терять своей обычной добродушной интонации:
- Эй, если ты опять поссорился с остальными, не стоит срывать злость на нас.
Из-за нервов и участившихся в последнее время неодобрительных попреков отца Бомбур постоянно хотел есть, даже после сытного ужина ложился спать полуголодным, и Бофур, не в силах этого вынести, решил браться за разную мелкую работу, чтобы тайком от остальных купить им с братом еще еды (потому что есть один младший стыдился). Они даже согласились в итоге на предложение Бифура научить их мастерству создания игрушек, хотели отправиться вместе с ним на ярмарку, но их не отпустили.
Словно подслушав мысли старшего сына, отец презрительно скривился:
- Этот треклятый кукольник набил ваши пустые головы всякой бесполезной ерундой. Истинный гном не опустится до создания всяких жалких безделок! – он прошел в угол, где с громким лязгом бросил на стол целую охапку ножниц, кухонных ножей и садовых инструментов, требовавших заточки.
Бофур покосился на брата, лицо которого пошло белыми и красными пятнами, нахмурился сам и негромко, но серьезно произнес:
- Но в простой мирной жизни нет места оружию и доспехам.
Отец хмыкнул и отвернулся, бросив через плечо так спокойно, словно говорил о погоде или о цене на овощи:
- Вы так и остались недорослями. В настоящий момент я не согласен считать вас своими наследниками.
- Да ладно, будто нам есть, чего наследовать, - беспечно отозвался Бофур, чувствуя, как больно сжимается горло от невольной обиды, но стараясь не показать этого.
И, глядя в знакомую широкую спину, он вдруг впервые в полной мере осознал, насколько эгоистичен и зациклен на самом себе был этот старый сварливый гном.
По справедливости, он не был плохим отцом: никогда не бил своих детей, не унижал их, даже попрекать Бомбура начал всего несколько месяцев назад, после того, как серьезно поссорился с женой. Нет, он просто почти не замечал их существования, полностью сосредоточившись на работе и на своем положении главы клана – не столько ради благополучия самого клана, сколько ради своей собственной гордости.
И внезапно Бофур понял, что не может больше находиться здесь, работать в этой давящей, тягостной атмосфере взаимного разочарования. Нахлобучил свою неизменную шапку, которую снял, пока работал, схватил брата за руку и потянул к выходу, пообещав:
- Я принесу деньги вечером, не меньше, чем мы могли бы заработать здесь.
Отец даже не обернулся, только безразлично приказал:
- Убирайтесь.
На улице было ясно и холодно после влажного жара кузни – осень. Тусклое солнце зависло в серо-голубом небе, и всюду мельтешили бурые сухие листья.
Бомбур остановился сразу за дверью, низко опустив голову, открыл рот, явно собираясь извиниться, но Бофур только похлопал его по плечу и ободряюще улыбнулся:
- Не переживай, братец! Иди лучше посиди с матушкой, я обратил внимание утром, что она неважно себя чувствует, хотя сама никогда в своей слабости не признается. Но лучше ведь присмотреть за ней, просто на всякий случай?
Бомбур медленно моргнул, после вдруг обнял его, крепко притиснув к своему объемному животу, и поспешил прочь. Немного помятый Бофур проводил его удивленным взглядом, потом улыбнулся: он точно знал, что в сундуке у брата припрятаны две заготовки для игрушечных лебедей, которых Бомбур хотел закончить до возвращения Бифура.
Ну что ж... Теперь только осталось придумать, где и как одинокому гному можно найти подработку в незнакомом людском городе, при учете того, что основной вариант с кузней отпадает. Впрочем, унывать Бофур не привык, поэтому засунул руки в дырявые карманы и, насвистывая веселую детскую песенку про подкованную муху, двинулся вниз по улице, с интересом поглядывая по сторонам: все человеческие поселения казались ему очень похожими друг на друга, но в то же время совершенно разными.
Злости на отца он не испытывал, чувствовал только легкую досаду на собственную горячность. У него была мысль найти работу в чьем-нибудь огороде, он видел на окраине несколько больших садов, хозяевам которых явно бы не помешала помощь в уборке позднего урожая, как вдруг улица вывела его к большому двухэтажному зданию таверны. Над входом покачивалась деревянная вывеска, на которой были намалеваны зеленая рыбина и кривая надпись «Бодрая треска». Чуть ниже точно так же покачивалась с унылым скрипом сорванная с петель дверь. Возле нее стоял высокий седой человек в грязном фартуке, очевидно, хозяин, и гневно отчитывал виновато замершего перед ним грузного хмурого парня.
Бофур тут же понял, что такой шанс упускать нельзя, подошел и весело окликнул:
- Уважаемый, может, я могу чем-то помочь?
Хозяин таверны удивленно обернулся, потом посмотрел вниз, окинул Бофура оценивающим взглядом и кивнул с мрачной решимостью:
- Буду весьма благодарен, мастер гном, а то мои неуклюжие охламоны провозятся до утра.
Починка двери заняла совсем немного времени – долго ли умеючи? А набор основных рабочих инструментов у каждого уважающего себя гнома всегда под рукой.
В таверне из-за раннего часа посетителей еще не было, но работники явно усиленно готовились к вечернему наплыву. В углу у не растопленного пока очага суетилась группа людей в ярких нарядах и что-то возбужденно обсуждала. Бофур с интересом поглядывал на них, пытаясь угадать, кто они такие, прежде чем заметил у стены большой неповоротливый контрабас и несколько футляров поменьше.
Хозяин принес ему пару мелких монет и кружку вполне неплохого эля, после чего к гному вдруг подскочил взъерошенный парень в коротком бордовом плаще и воскликнул:
- Эй, слушай, а ты лютню не починишь? – он протянул деревянную луковицу с тонкими серебристыми струнами. – Гриф треснул, вот здесь...
Бофур удивленно моргнул от неожиданности, потом с искренним сожалением покачал головой:
- Извини, друг, музыкальные инструменты – не тот тип рабочих инструментов, к которому я привык.
Музыка была чуть ли не единственным предметом, про который Бифур почти ничего не знал, его всегда больше интересовали точные и практичные знания. А следовательно, научить своих младших кузенов он тоже в этой области ничему не мог.
Бофур же искренне любил музыку, с удовольствием сбегал тайком послушать бродячих менестрелей или деревенские праздничные песни. Его хмурые родичи этого увлечения, беспечного и бесполезного, никогда не одобряли.
Парень недоверчиво нахмурился:
- Да ладно, знавал я в свое время несколько ваших собратьев – горазды были попеть-повеселиться, и на скрипках наяривали только так! – немного подумал и вдруг подхватил гнома под локоть. – Пошли-ка к нам, разберемся!
Бофур и опомниться не успел, как его перезнакомили со всеми музыкантами и пригласили к столу, щедро подливая эля. В отличие от брата, особой стеснительностью он не страдал, поэтому быстро со всеми сдружился и уже через полчаса был в компании своим. Люди только потрясенно качали головами, глядя, как ловко он опустошает кружку за кружкой, и Гарон, тот самый парень в бордовом плаще, озадаченно воскликнул:
- И куда только в тебя столько помещается?
- Я меньше ростом, следовательно, мне требуется тратить больше энергии на ходьбу и все прочее! – логично заявил Бофур, со смехом вытирая пену с усов.
Ему было весело, свободно и хорошо, впервые за очень долгое время. Он даже придумал-таки временное крепление для поврежденного грифа лютни, с позволения хозяев побренчал на скрипке и контрабасе, с печальным разочарованием осознав, что эти инструменты не для него. А потом, когда время как-то незаметно приблизилось к вечеру и в таверне откуда-то появилась целая толпа, низенький лысый мистер Турчикс, глава музыкальной труппы, вдруг окинул Бофура оценивающим взглядом и прямо спросил:
- А на флейте ты играть умеешь? Нам не хватает партии, наш придурочный флейтист умудрился с утра чем-то отравиться и теперь не вылезает из кустов.
И прежде, чем гном успел что-либо возразить, ему в руку пихнули длинную деревянную флейту, гладкую и теплую. У нее было семь отверстий сверху и одно снизу, и она неожиданно показалась гибкой и почти живой. Расслабленный и храбрый после выпивки, Бофур на пробу дунул, потом зажал несколько отверстий наугад, переменил пальцы, подул еще раз, попробовал другую комбинацию...
И потрясенно замер. Потому что у него получилась мелодия – простенькая и куцая, но самая настоящая мелодия!
Музыканты вокруг радостно загалдели, Гарон, не менее пьяный, даже зааплодировал, а мистер Турчикс хмуро вздохнул и с печалью подытожил:
- Кошмар, конечно, но для местной публики сойдет.
Так и получилось, что Бофур, совершенно неожиданно для себя, присоединился тем вечером к представлению бродячих музыкантов. Они играли какие-то совершенно незнакомые ему песни, сначала торжественно-героические, про великие свершения древности, а потом беспечно-веселые, про повседневную жизнь и ее сюрпризы.
Музыка уносила и увлекала за собой, куда-то далеко и вверх. Бофур довольно быстро освоил, какие звуки издает флейта при какой комбинации зажатых отверстий, и пытался следовать хотя бы общему ритмическому рисунку мелодий. Он даже почти не слышал какофонии звуков вокруг себя, но чувство воодушевленной эйфории захватило и утопило с головой, и перед глазами все плыло и мельтешило – возможно, просто потому, что он на радостях немного переборщил с дармовым элем.
Время куда-то испарилось совершенно незаметно. Уже после полуночи, когда разошлись почти все посетители, музыканты щедро поделились с Бофуром частью своего заработка (он уже и думать забыл о своем намерении принести домой деньги), а Гарон обхватил его рукой за плечи и с пьяным смехом выдохнул:
- А вы, гномы, оказывается, неплохие ребята!
- Вы, люди, тоже! – широко ухмыльнулся Бофур, поправил съехавшую набок любимую шапку и уверенно добавил: - Но вообще дело не в расе, дело в подходе к жизни!
На улице стало холодней, и мелкие колючие звезды остро блестели в черно-синем небе. Мистер Турчикс, ежась и пряча руки в широких рукавах, прищурился и, кивнув на прощание своему временному музыканту, неожиданно сказал:
- А флейту себе оставь. Может, и научишься потом играть по-настоящему, талант у тебя явно есть.
Бофур удивленно захлопал глазами, внезапно прослезился от избытка чувств, отвесил неуклюжий поклон и с некоторым опозданием возвестил:
- К вашим услугам!

*

Но самым ярким и самым важным воспоминанием стал тот день, когда наконец закончился срок изгнания отца.
Потому что одновременно с этим закончилось их детство, и Бофур, буквально накануне достигший совершеннолетия, получил право принимать самостоятельные решения.
Он отказался возвращаться вместе с кланом в западные горы, в не его дом, которого почти не помнил и совсем не знал. Бомбур пожелал остаться с братом, и Бифур вызвался приглядывать за младшими кузенами.
Детство закончилось, впереди ждали бесконечные дороги и такие же бесконечные чудеса целого огромного мира. И Бофур готов был блуждать в поисках своего истинного дома так долго, как будет нужно, с верной киркой на плече, ножами за поясом и старой деревянной флейтой в кармане.

13-15 февраля 2013

@темы: Творческое, родственные связи, ХоббитПростиЭруДожили