Я извиняюсь перед теми, кто по-прежнему ждет фанфиков по «Наруто» - из фэндома я никуда уходить не собираюсь, конечно, но вряд ли от меня стоит ближайшее время ожидать много новых историй про суровых шиноби Конохи... Вместо этого буду вести героическую партизанскую борьбу за продвижение в массы совершенно прекрасной манги «Tsubasa Reservoir Chronicle» и еще более прекрасного канонного пейринга Курогане/Фай
Я точно знаю, что здесь уже есть как минимум целых четыре человека, знакомых с Тсубасой
А данный фанфик, на самом деле, есть совершенно бессовестное спекулирование на прославленных среди фанатов и всесторонне обмусоленных сценах из арки Ото: глава 37 и глава 39.
Название: Canela
Автор: medb
Фэндом: Tsubasa RC
Пейринг: Курогане/Фай
Жанр: romance, angst
Рейтинг: R
Примечание: написано на Clamp fetish по заявке № 7 «Фай х Курогане (кто будет сверху, не принципиально). Их первый раз и совместное пробуждение утром. В идеале еще и душ с завтраком, но уже как получится. Рейтинг минимум PG-13».
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
От автора: действие происходит между 40 и 41 главами манги, но есть намеки-спойлеры на дальнейшие события.
Количество слов: 5 276
_________________________________
* canela (исп.) – «корица», но также разг. «прелесть, мечта»
читать
По широким мостам... Но ведь мы все равно не успеем,
Этот ветер мешает, ведь мы заблудились в пути,
По безлюдным мостам, по широким и черным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.
Отчего мне так страшно? Иль, может быть, все это снится,
Ничего нет в прошедшем и нет ничего впереди?
Георгий Адамович
Этот ветер мешает, ведь мы заблудились в пути,
По безлюдным мостам, по широким и черным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.
Отчего мне так страшно? Иль, может быть, все это снится,
Ничего нет в прошедшем и нет ничего впереди?
Георгий Адамович
Ближе к вечеру внезапно пошел дождь. Он мерно шумел за окнами, прибивал к земле лепестки сакуры, которые бледно-розовыми ручьями струились по тротуарам вместе с грязной водой. Рыжие круглые огни фонарей ровно светили в черной темноте, почти как глаза киджи. Так что, несмотря на вполне романтический образ подобного пейзажа, было вполне понятно, почему пара припозднившихся посетителей не спешила покинуть кафе.
Фай протер полотенцем и без того чистую стойку, негромко мурлыкая себе под нос мелодию песни Орухи-сан, и бросил быстрый взгляд на антикварные часы на стене. Почти полночь... Шаоран, совсем вымотавшийся после тренировки, уже давно спал, Сакура тоже – маг отправил ее наверх, многословно заверив, что прекрасно справится сам. Принцесса очень старалась весь день, сияя искренней смущенной улыбкой, словно солнечный зайчик, и здорово устала, хотя прилагала все силы, чтобы этого не показать. При мысли о детях он невольно улыбнулся, прикрывая глаза. Такие юные, такие наивные...
Как долго они смогут еще оставаться такими?
- Фай-сан! – вдруг окликнул его один из посетителей, призывно замахав рукой. – Можно нам еще этих замечательных булочек?!
Курогане, дремавший в углу за стойкой в обнимку с мечом, приоткрыл один глаза и недовольно нахмурился.
- Хааай! – радостно отозвался маг, подхватывая поднос и спеша к столику. Костыль по-прежнему казался чем-то непривычным, мешал передвигаться с обычной легкостью.
- Ой, простите, Фай-сан, я совсем забыл, что Вам тяжело ходить! – с искренним расстройством произнес первый посетитель.
- Ничего страшного, поверьте, это совсем не проблема! – поспешил заверить маг, широко улыбаясь. – Для меня всегда радость услужить клиентам!
Второй гость хмыкнул и глотнул чаю, его пристальный взгляд был почти таким же тяжелым, как у Курогане.
Кажется, эти двое, тоже охотники на киджи, приходили уже раз в третий, но Фаю никак не удавалось запомнить их имен. Лица почему-то постоянно мутнели в памяти.
Возможно, потому, что они просто не имели никакого значения.
Фай еще немного поболтал с посетителями о какой-то ерунде, потом повернулся, собираясь вернуться обратно к стойке, как его вдруг схватили за руку. Он вздрогнул от неожиданности, едва удержавшись от рефлекторного ответного удара.
- Фай-сан, посидите с нами! – потребовал первый клиент, более общительный, и как-то очень по-детски вскинул брови домиком. Он был немного пьяный и очень дружелюбный.
Маг вежливо улыбнулся и ненавязчиво высвободился из чужой хватки, осторожно подбирая способ отказаться, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, Курогане вновь открыл глаза и отрывисто бросил, не глядя на них:
- В полночь мы закрываемся.
Невысказанное: «Так что валите отсюда», - тяжело повисло в воздухе.
Фай извинился и все-таки дохромал к своему обычному месту за стойкой. Дождь по-прежнему безразлично шелестел за окнами. Посетители быстро допили чай, о чем-то негромко споря, потом ушли, не попрощавшись – если не считать прощанием мрачные взгляды, которыми они одарили вновь задремавшего Курогане.
Маг сгрузил в раковину всю грязную посуду, потом, беззвучно вздохнув, потянулся за губкой. Он здорово устал за день, вдобавок нога опять разболелась, и неприятно резало глаза, но спать не хотелось совсем.
- Ты вообще не соображаешь, что делаешь? – вдруг неодобрительно проворчал Курогане.
Фай удивленно вскинул голову, отбрасывая со лба волосы тыльной стороной ладони, чтобы не испачкаться мыльной пеной:
- Куро-тан?..
Ниндзя пересел ближе с явной неохотой, разглядывая его с непривычным вниманием, будто в первый раз увидел как следует.
- Это ведь не единственные, - наконец бросил он, указав подбородком на дверь, видимо, подразумевая ушедших посетителей. – Ты увиваешься за всеми, кто сюда приходит, с таким восторгом и так назойливо, будто все они – давние близкие друзья!
Фай выключил воду и медленно вытер руки полотенцем, не оборачиваясь к собеседнику.
- Это просто вежливость, Куро-рин, - мягко заметил он.
Курогане пренебрежительно фыркнул в ответ:
- Ха, это не вежливость, это идиотизм! – и внезапно мрачно добавил. – До тебя что, правда не доходит, что со стороны это выглядит так, словно ты флиртуешь?!
От неожиданности маг едва не выронил полотенце и быстро повернулся.
- Куро-сама знает такие слова?! – воскликнул он с утрированным потрясением, хватаясь за сердце.
Впрочем, он действительно был удивлен. Самой идеей, самой возможностью, предположением... и да, словами ниндзя тоже.
Курогане пронзил его хмурым взглядом, как бабочку острой иглой. Фай ожидал, что на этом разговор закончится, как было всегда, когда они случайно затрагивали шаткие темы... но ниндзя решительно продолжил, не отпуская его взгляда:
- Тебе что, действительно все равно, за кем увиваться?
Было что-то странное в его голосе… подозрение, раздражение, недоверие, недовольство и... Курогане выглядел так, словно это его... задевало?..
Фай налил ему чая, двигаясь на автомате, бездумно, и мягко улыбнулся:
- Ну что ты, Куро-сама, я люблю только тебя!
Ниндзя вновь громко фыркнул, отворачиваясь. А магу от собственных слов вдруг стало до горечи смешно... и почти страшно.
Просто дождь по-прежнему шумел где-то рядом, сильный, быстрый. Фай закончил уборку, с удивлением заметив, что руки теперь едва заметно пахнут ванильным мылом и гораздо сильнее – корицей от булочек, которая забилась под ногти.
Мокона что-то неразборчиво замурлыкала, поворачиваясь на другой бок. Она умудрилась заснуть в большом блюде, прямо посреди крошек от печенья. Маг улыбнулся шире и легонько пощекотал длинное ухо, которое тут же возмущенно дернулось.
- Опять собираешься сидеть здесь внизу полночи? – спросил Курогане, хмурясь и все так же пристально следя за ним.
Фай замер. Наверное, следовало ожидать, что ниндзя заметит его ночные бдения...
- Мне снятся сны, которые я не хочу видеть, - тихо ответил он и едва подавил желание тут же зажать рот ладонью, потому что слова соскользнули, сорвались с языка сами, искренние, правдивые, пугающие.
Курогане прищурился, несомненно тоже почувствовав эту искренность. К чаю он так и не притронулся, и вода медленно остывала.
Фай опустил голову, прячась за волосами, и схватился за полотенце, лихорадочно пытаясь найти, чем себя занять, на что отвлечься...
- Ты поэтому пытался затащить меня с собой в постель вчера, когда был пьян?
Эти слова оказались, как удар под дых. Даже не сами слова – голос, неожиданно спокойный, задумчивый, мрачный.
Так вот почему Курогане так странно смотрел на него весь вечер!
Фай на самом деле не был пьян, нет, совсем нет. Он никогда не пьянел, сколько бы ни выпил, хотя иногда поутру страдал от похмелья. А вчера ночью – его разум был кристально чистым, мысли пребывали в идеальном порядке, просто ему было немного легче и немного свободней... и это была замечательная возможность притвориться пьяным, снять с себя ответственность за свои действия. Именно поэтому, когда Курогане с проклятьями растащил их по комнатам и последним бесцеремонно сбросил на кровать мага, тот решился ухватить его за пояс и потянуть за собой. Разумеется, сил не хватило... Но от самой попытки тоже стало немного легче. Словно наконец-то сделать шаг вперед после стольких шагов назад.
Фай откинул голову назад, негромко засмеявшись, и весело заявил:
- Ну что ты, Куро-пон, я прекрасно понимаю, что тебе совсем не годится роль плюшевой игрушки для борьбы с кошмарами!
Курогане прищурился сильнее, не реагируя на провокацию, и надавил упорней:
- Тогда зачем?
Можно было отвернуться. Можно было ускользнуть от ответа, дурашливо сказать какую-нибудь глупость, перевести все в шутку, опять прочно закрыться в своей раковине... Но – просто был дождь, и спать совсем не хотелось, и, закрыв глаза в одиночестве, он раз за разом тонул в холодной темной воде или чувствовал себя распятой марионеткой.
Фай оттолкнулся от пола здоровой ногой, подпрыгнул, усаживаясь на край стойки, и, не давая себе усомниться, сбежать, подумать, медленно наклонился, мягко коснувшись губ Курогане своими.
Это был даже, по сути, не поцелуй. Так, мимолетное прикосновение, вопросительное, легкое. Он не стал закрывать глаза, выдержал в упор пристальный, тяжелый взгляд ниндзя. Потом так же медленно отстранился и вновь улыбнулся, на сей раз почти искренне, прекрасно чувствуя, что улыбка вышла совсем не веселой.
Это все дождь, и розовые лепестки на улицах, и глаза фонарей во тьме. Зыбкая, какая-то почти неощутимая нереальность всего вокруг. Именно они и только они – виновники его странного настроения.
Курогане не пошевелился, даже не вздрогнул, ничем не показал, что удивлен. И низко, глухо произнес, почти прорычал:
- Не делай этого, если не имеешь этого ввиду.
Фраза прозвучала косноязычно, неуклюже, но Фай прекрасно понял, и о чем он, и вдруг стало жарко и душно, так, что маг едва удержал руку, потянувшись расстегнуть воротник рубашки. Вместо этого спрыгнул со стойки и с грустью покосился на костыль.
- Куро-ван, ты не отнесешь меня наверх? – просительно протянул он. – С больной ногой тааак сложно поднимать по лестнице!
Курогане не ответил. Фай привычно улыбнулся и осторожно поднял спящую Мокону:
- Надо отнести ее к Сакуре-чан, наверное...
- Оставь здесь, - презрительно бросил ниндзя. – Пусть так и лежит, меньше шума.
Маг неодобрительно покачал головой и, наплевав на костыль, дохромал до дивана, уложил Мокону на подушку и бережно накрыл краем покрывала. Курогане тем временем запер входную дверь и приблизился к нему.
- Самое место для тупой манчжу, пусть следит за входом, хоть какая-то польза будет.
Фай собрался ответить, но не успел, потому что горячая рука вдруг уверенно обхватила его за талию, а в следующее мгновение Курогане с легкостью вскинул его на правое плечо, как вчера, когда нес из бара по темным улицам. Маг задохнулся от изумления, потому что совсем не был готов к подобному, не думал, что ниндзя исполнит его полушутливую просьбу, и с некоторым опозданием воскликнул:
- Но Куро-ван, у нас не сторожевая Мокона, а сторожевой Большой песик!
Он ожидал обычной яростной вспышки в ответ, даже приготовился к тому, что его просто немедленно сбросят на пол – и именно поэтому только коротко вскрикнул, когда Курогане с силой шлепнул его по бедру. Отпечаток горел, как клеймо. Ниндзя не произнес ни слова и уверенно двинулся к лестнице. Фай инстинктивно вцепился в плотную ткань косодэ у него на спине, ощутив от усталости внезапное головокружение. Лица Курогане он в таком положении видеть не мог, но был этому скорее рад, потому что это значило, что ниндзя его лица тоже не увидит – а маг был уверен, что сейчас его черты исказил абсолютный шок.
Такой простой, открытый и понятный в каждой эмоции Курогане вел себя странно, совсем не так, как обычно, и Фай не смог отмахнуться от быстро мелькнувшей мысли: а на самом ли деле ниндзя такой, каким казался все это время? Внутри что-то сжалось, одновременно стало беспричинно весело и неуютно, он почувствовал, как губы сами собой разъезжаются в улыбке. Маг моргнул и только теперь осознал, что они уже успели подняться на второй этаж, а потом ниндзя решительно толкнул дверь, и они оказались в комнате Фая, темной, но с рыжими бликами от заглядывавшего в окно фонаря.
Курогане на мгновение замер, потом тем же мерным шагом приблизился к кровати и поставил мага на ноги перед собой.
Дождь раздраженно шипел сквозь приоткрытую форточку, его косые струи резко перечеркивали круглый глаз фонаря, отчего казалось, что тот не то мерцает, не то подмигивает. В доме было совсем тихо, ватное молчание обкладывало все комнаты, а их дыхания не было слышно из-за дождя. Фай осознал, что все еще улыбается, глупо, нервно, но не мог справиться со своей мимикой. Тени черной тушью отчеркивали лицо Курогане, лепили пятнами рыжего света, и нахмуренные брови вдруг напомнили распахнутые крылья. Красные глаза в темноте были малиновыми, глубокими, и их взгляд казался выжидающим, серьезным, словно ниндзя смотрел куда-то в самого себя. Маг не знал, сколько они стояли так, в тишине, абсолютно неподвижно, чужая ладонь застыла на его талии, тяжелая, горячая даже сквозь двойной слой одежды. А потом в глазах Курогане что-то промелькнуло, какая-то неузнаваемая эмоция, его пальцы дрогнули, и Фай вдруг понял, что он сейчас уйдет, как вчера ночью, закроет за собой дверь, вновь станет простым и понятным, как обычно, но далеким и недоступным, словно в параллельной плоскости, потому что он, чтоб его, чертов благородный рыцарь!.. Вот только Фай давно не ребенок, он каков угодно, но не наивен, и наконец-то точно уверен, чего хочет – поэтому за миг до чужого движения прочь он качнулся вперед, схватил полы косодэ и, привстав на цыпочки, вновь прижался к губам ниндзя, на сей раз закрыв глаза. Он не мог сказать, почувствовал ли какой-либо вкус... Слегка ущипнул нижнюю губу, неуверенно провел по ней кончиком языка, не добившись никакой реакции, удары сердца гулко отдавались в ушах, и он мысленно посмеялся над собой за то, что так волнуется... а в следующее мгновение Курогане вдруг отмер, крепко стиснул его талию обеими руками и жадно поцеловал в ответ – Фай ахнул от неожиданности и тут же почувствовал чужой язык у себя во рту, губы словно обожгло, он понял, что нужно дышать, через нос, вдох-выдох, но просто не смог втянуть в себя воздух, забыл, как это делается, задохнулся под уверенными движениями. Курогане зарылся одной рукой в волосы у него на затылке, не позволяя отстраниться, прижал ладонь другой между лопатками, растопырив пальцы, словно чтоб чувствовать как можно больше обнаженной кожи – Фай не заметил, когда ниндзя успел выдернуть полы его рубашки из брюк и проник под одежду. Шлепок на бедре все еще напоминал о себе – наверняка потом будет синяк – маг цеплялся за чужое косодэ, как за единственную опору, голова кружилась все сильней. Это было слишком стремительно, резко, словно голодного пса спустили с цепи... внезапная мысленная картинка оказалась настолько яркой, что он не удержался, глупо хихикнул в чужие губы. Курогане тут же отстранился – только чтобы ужалить поцелуем горло, и Фай хрипло всхлипнул, отчаянно дыша широко раскрытым ртом, обхватил шею ниндзя обеими руками. Он только сейчас понял, что все тело сотрясает крупная дрожь, губы горели и, ох черт, кажется, обветренная нижняя наконец треснула. Слишком много, слишком ярко, до темных кругов перед глазами, до подогнувшихся коленей – нога опять разболелась, и маг буквально повис на ниндзя.
Потом комната вдруг опрокинулась, завертелась, и в следующее мгновение он оказался спиной на неразобранной кровати, уже без жилета, в распахнутой рубашке, явно лишившейся пары пуговиц, Курогане навис сверху, удерживая свой вес на локтях, и целовал его ключицы. Фай рвано вдохнул, почувствовав на шее пару довольно болезненных укусов, потом его опять поцеловали в губы, и на этот раз он попытался вытолкнуть чужой язык, потому что сдаваться так просто совсем не хотелось. В животе что-то противно тянуло, и он тщетно боролся с тревогой, несмотря на жаром окатившее возбуждение. Было немного неуютно и странно – чувствовать чужие прикосновения так, так тесно и горячо, впустить кого-то настолько близко в свое личное пространство. Фаю нравилось дотрагиваться до других людей, подтверждая тем самым для себя их реальность – потрепать по волосам Шаорана, подать руку Сакуре, повиснуть на плече у Курогане... но только когда он сам проявлял инициативу, не когда он переставал контролировать ситуацию и чужих касаний становилось слишком много, слишком быстро...
Ниндзя расстегнул его брюки и уверенно скользнул горячей ладонью внутрь – от неожиданности маг инстинктивно дернулся прочь, потом выгнулся, прижимаясь к груди все еще полностью одетого Курогане, ощущая голой кожей грубую ткань чужой одежды, замер, закусив губу. Стало нестерпимо жарче, и, кажется, сердце забилось еще быстрее... хотя нет, глупости, куда уж быстрее?..
Курогане тоже замер, отпустил его губы и пристально, серьезно посмотрел на него, нахмурив брови. Потом в глубине потемневших багровых глаз мелькнуло подозрение, и он недоверчиво, хрипло произнес:
- Так. Только не говори мне, что ты еще никогда?..
Во рту было сухо и солоно из-за все еще сочившейся из губы крови, и выражение лица ниндзя стало таким, что внезапно очень захотелось рассмеяться.
Курогане высунул руку, снова оперся на локти и, глядя на мага так, словно он был виновником и причиной разом абсолютно всех бед в мире, процедил сквозь зубы:
- Великолепно. Просто великолепно. И почему мне постоянно так везет?
Фай стиснул его плечи, широко распахнул глаза и протянул:
- «Постоянно»? О-о, у Куро-рина большой опыт?!
На скулах ниндзя вспыхнули яркие красные пятна, но он выглядел скорее дико раздраженным, чем смущенным. Витиевато выругавшись вполголоса, он начал отстраняться. Фай застыл, сердце глухо стукнуло – а потом он, хоть сам не ожидал от себя такого, крепко обхватил шею Курогане руками и одновременно обвил ногами его талию, удивившись тому, насколько удобно это оказалось, и тихо, серьезно сказал:
- Только посмей сейчас уйти.
Ниндзя пристально посмотрел ему в глаза, и он выдержал этот взгляд, хотя не был уверен, на что похожа сейчас его улыбка. Неуютно поерзал, и от этого движения их пахи потерлись друг о друга, и, несмотря на разделявшую ткань, прикосновение показалось таким острым и полным, что он едва не задохнулся. Курогане медленно, шипяще выдохнул, после плавно придавил его к кровати почти полным своим весом и снова поцеловал – не сей раз медленней, спокойней, словно изучая. Фай радостно ответил, уже вполне освоившись с поцелуями, даже, пожалуй, придя к выводу, что они вполне ему нравятся. Вот только никак не удавалось понять, на что похож вкус Курогане…
Ниндзя снова отстранился, провел мозолистой ладонью по его лбу снизу вверх, отбрасывая спутавшиеся волосы и пристально вглядываясь в лицо, будто что-то в нем искал. Щекотно слизнул опять выступившую каплю крови с нижней губы и громко, раздраженно фыркнул:
- Идиот.
Фай хихикнул в ответ и широко улыбнулся:
- Лучший комплимент, который я мечтал услышать в постели!
Курогане снова выругался себе под нос, но как-то неискренне, и приподнялся, высматривая что-то на тумбочке и задумчиво хмурясь. Маг почему-то сразу понял, что именно он ищет, и заметил старательно беспечным тоном:
- Кажется, в ванной было масло для массажа!
Ниндзя снова перевел пронизывающий взгляд на него и чуть прищурился:
- То есть, хотя бы с теорией ты знаком? Какое облегчение.
Фай почти готов был поклясться, что в его голосе прозвучала ирония. Однако это не помешало ему пихнуть Курогане кулаком в плечо, нахмуриться и возмущенно воскликнуть:
- Куро-ван, это грубо!
Тот в ответ только выразительно закатил глаза, поднялся с кровати и быстрым шагом вышел из комнаты. Маг медленно моргнул, потом бессильно раскинул руки в стороны и, глядя в потолок, негромко засмеялся, сам не до конца понимая, почему.
Курогане вернулся очень быстро, держа в руке пузырек масла – кажется, не прошло и пары секунд – замер в дверях и мрачно, прямолинейно спросил:
- Это истерика?
Фаю большого труда стоило не захохотать громче, он зажал себе рот ладонью и отрицательно замотал головой. Ниндзя недоверчиво нахмурился, приблизился и сел на край кровати, и маг с готовностью протянул руки, чтобы обнять его снова.
А потом его опять начали целовать, и смеяться перехотелось.
Дальше все пошло быстрее – хотя в то же время медленней.
Курогане стремительно разделся, и Фай не очень заметил, когда и куда успела полностью пропасть его собственная одежда. Контакт кожи к коже в первое мгновение был ошеломляющ, но очень быстро его стало мало, нестерпимо мало, и тело горело изнутри, было жарко и душно до нестерпения. Возможно, ему просто показалось, но Курогане словно стал осторожней, хотя его поцелуи-укусы в шею остались такими же болезненными, и мелькнула отстраненная мысль, что, наверное, завтра придется подобрать рубашку с высоким воротником...
Потом он в какой-то момент ненадолго оказался сверху, распластавшись, мягким пластилином растекшись по чужому телу, мстительно куснул ниндзя в шею, с силой провел ладонями по широкой груди, на ощупь запоминая чужое тепло и твердость мускулов.
- Надо же, а у Куро-пона совсем не так много шрамов, как можно было бы ожидать... - протянул он и радостно подытожил. – Значит, он действительно был в своей стране лучшим!
Взгляд Курогане стал уничтожающим, он резко перевернулся и впечатал мага в постель, прорычав:
- Проклятье, почему ты болтаешь даже в такие моменты?!
Фай задохнулся, когда из легких вышибло весь воздух, но только на мгновение, и поспешил гордо заявить:
- Я просто очень общительный, Куро-рин!
- Хватит уже наконец коверкать мое имя!!! – последовал немедленный яростный ответ и очередной укус в шею.
Фай довольно хихикнул – он уже даже успел соскучиться по этой фразе.
Собственное тело ощущалось странно, непривычно, он с удивлением осознал, что не уверен, как и на что оно теперь будет реагировать. Было немного страшно, и он сам понятия не имел, почему, не мог сказать, чего боится. Боли? Близости? Того, что окажется слишком открытым, потеряет маску?..
...Иногда Курогане смотрит так, что Фаю кажется – он все знает, видит сквозь все маски, до самого дна, может заглянуть прямо туда, где спят в темной воде два тела и падшей звездой слабо мерцает кристалл флюорита...
У масла оказался легкий, неназойливый цветочный запах, почти незаметный. Скользкие прохладные пальцы скользнули по левому бедру, как раз по тому месту, куда ранее пришелся шлепок, и маг инстинктивно дернулся, но его тут же отвлекли поцелуи, и он опять потерялся, задохнулся. Потом было странное чувство постороннего вторжения, сначала слабое, едва заметное, после более ощутимое. Жар и дрожь пробежали к паху, Фай застонал в чужой рот, понимая, что должен как можно скорее избавиться от этого чудовищного напряжения, иначе его разорвет на куски, бросит на берег задохнувшейся рыбой. Кажется, Курогане что-то негромко шептал ему на ухо, потом горячо поцеловал живот, влажно скользнул языком ниже и одновременно сильнее толкнул пальцами. Фай дернулся и коротко вскрикнул, потом поспешно зажал себе рот – нет, он не вспомнил о спящих детях, он вообще не помнил в тот момент ничего, просто где-то по краю сознания скользнула мысль, что надо быть тише.
Жарко, жарко, жарко, до нестерпимости, мучительно, душно, влажно, щекотно от струящегося по лицу и телу пота. Потом внезапно стало больно, но боль эта оказалась не такой сильной, чтобы протрезвить, остановить головокружение. Он инстинктивно заслонил лицо правой рукой, пряча глаза, левой до боли в пальцах стиснул покрывало, судорожно дыша раскрытым ртом. Курогане снова что-то зашептал, коснулся губами ключиц, шеи, подбородка, неожиданно легко, почти нежно. Боль медленно отступала, не пропав совсем, но растворившись, потерявшись в других ощущениях.
Ниндзя начал двигаться, сначала медленно, потом быстрее, срываясь в рваный ритм, и с каждым толчком Фай задыхался все сильнее, хотел что-то сказать, но растерял все слова.
И где-то посреди это безумного жара вдруг возникло что-то яркое, острое. Короткими вспышками, совпадавшими с ритмом толчков. Маг бессвязно стонал и кусал чужие губы, отчаянно желая – и в то же время не желая – чтобы все закончилось, быстрее, быстрее, быстрее...
Последняя вспышка вышла особенно яркой, и на несколько мгновений его не стало. Вряд ли он потерял сознание, скорее, просто окончательно растворился в новых, непривычных, но таких сильных ощущениях.
Когда Фай наконец снова смог дышать относительно ровно, вспомнил, где верх и где низ, то понял, что все так же лежит на спине, и Курогане придавил его своим полным весом, надежным, неподвижным, замер, уткнувшись лбом ему в плечо. И – ох, они все еще были... соединены... от осознания этого факта маг внезапно сообразил, что краснеет, хотя вроде бы уже поздно. На животе ощущалось влажное и липкое, пот медленно остывал и холодил кожу, челка промокла почти насквозь.
Маленькие часы на тумбочке тикали неожиданно громко, убаюкивая и одновременно тревожа. Наконец Курогане шевельнулся, глубоко вдохнул и приподнялся на локтях, пристально посмотрев на Фая.
- Какие-нибудь глупые комментарии будут?
Голос его был совсем низкий и хриплый, от него по позвоночнику невольно проходила дрожь.
Маг открыл рот... и молча его закрыл.
Ниндзя криво усмехнулся, потом медленно выскользнул из него, встал, извлек из-под них покрывало, легко приподняв Фая, и тщательно вытер сначала его живот, после свой собственный. Оскверненное покрывало полетело на пол, Курогане снова приподнял мага и высвободил одеяло.
Его обнаженное тело блестело от пота, на шее и спине были видны длинные красные полосы – кажется, Фай здорово его исцарапал... И еще сильно укусил за плечо, когда стало совсем нестерпимо и он вдруг полностью, абсолютно потерялся в ощущениях.
Курогане снова улегся и уверенно накрыл их обоих одеялом. Маг вздрогнул от неожиданности и прежде, чем успел остановить себя, совсем тихо произнес:
- Я думал, ты теперь уйдешь спать к себе...
- Хватит того, что мне пришлось в ванную таскаться, - громко хмыкнул в ответ ниндзя, странно посмотрел на него и с нажимом добавил. – Мы ведь начали все с твоих кошмаров?
Фай мгновенно замолчал и отвел взгляд, неуютно поерзав. Курогане что-то неразборчиво проворчал, устраиваясь удобней слева от него.
Маг, не удержавшись, снова скосил взгляд на ниндзя. Его лицо все так же лепили рыжие блики света и темные тени, Фай осторожно протянул руку к его щеке, не думая, что делает, и вздрогнул, когда Курогане вдруг перехватил его запястье и поцеловал раскрытую ладонь.
И от этого простого, такого неожиданно значимого жеста снова стало нестерпимо жарко, так, что маг поспешил опустить взгляд, пряча выражение глаз.
- Чем пахнут твои руки? – внезапно спросил ниндзя, чуть нахмурившись.
Фай удивленно моргнул, после повел плечом:
- Это корица...
- Ненавижу сладкое, - фыркнул Курогане, выпустил его запястье и уронил голову на подушку.
- Она не сладкая, - совсем тихо, едва слышно ответил маг.
Он чувствовал себя жутко по-дурацки, и одновременно – до странного легко, не осталось ни следа неловкости.
Ниндзя улегся на правом боку, повернувшись к нему лицом, обхватил его за талию левой рукой и застыл. Фай только через минуту с изумлением понял, что он уже спит.
Сам маг еще какое-то время лежал, вглядываясь в пятна света на потолке. Дождь все так же шумел за окном, словно ничего не изменилось в мире, и даже непонятно было, сколько прошло времени.
Он не привык спать с кем-то в одной постели. Не привык, чтобы чужое прикосновение было длительным, чтобы его... обнимали. Это казалось странным. Фай перевернулся под тяжелой рукой, лег на живот. Очень велико было желание спрятать лицо полностью, как обычно, зарыться в подушку. Однако вместо этого он уткнулся лбом в горячее правое плечо Курогане и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям.
В груди было отчего-то тепло и спокойно. Он не был уверен, но, возможно, это чувство и зовется доверием.
Только... горечь осталась от осознания того, что чувство это было заслуженно односторонним.
И уже засыпая, Фай наконец сообразил, что же ему напомнил вкус рта Курогане, совсем немного, скорее внезапной чуть горчащей ассоциацией, чем действительным вкусом: имбирь.
Снов в эту ночь он не видел.
*
Курогане проснулся мгновенно, в той же позе, в какой заснул. Осталось ощущение, будто проспал он всего несколько минут, но за окном уже занимался серый хмурый рассвет.
Ни секунды сонной одури. Голова чистая и ясная, и не было никакого удивления из-за того, где и с кем он оказался. Мягкие волосы щекотали подбородок, маг тепло дышал ему в плечо и не шевелился.
Ниндзя какое-то время пристально смотрел на чужую макушку, потом перевел взгляд на собственную ладонь, сильно выделявшуюся на фоне светлой спины Фая – одеяло за ночь сползло куда-то в ноги и едва прикрывало их бедра. В комнате было душно, разные запахи мешались комом, но Курогане поймал себя на мысли, что совсем не против этого... послевкусия.
Вот только на душе почему-то было тяжело. Нет, секс был хорош, даже более чем, тем более при учете неопытности партнера, но...
Это ведь маг. Проклятый идиот и лживый лицемер, человек, с которым Курогане никогда не думал и не хотел себя связывать – ни обязательствами, ни чувствами.
Золотые волосы цвета солнца, переменчивые голубые глаза, постоянно разных оттенков, мягкое лицо с точеными чертами и по-девичьи нежной кожей – и фальшивая насквозь улыбка. И как бы красиво ни было тело, как бы ни было велико физическое влечение... Курогане нужно было то, что внутри, в глубине этих лживых глаз, то, что ему не намерены были показывать.
Так почему же он в итоге переменил решение этой ночью? Почему шагнул вперед, поддался, отбросил в сторону свои прежние мысли и сомнения?
Неужели просто потому, что чертов идиот на несколько мгновений показался искренним?..
Воспоминания ночи пронеслись быстрой жалкой волной – то, каким доверчиво-открытым и одновременно замкнутым был Фай, опасение причинить ему боль и одновременно острое желание, чтобы чертов маг не закрывал глаза рукой, чтобы смотрел на него и видел его, а не каких-то фантомов своего прошлого. Обычно такой надоедливый, жизнерадостно-беспечный с виду идиот, и эта его дурацкая привычка виснуть на шее и ловко ускользать в последний момент...
У Курогане было не так уж много любовников и никакого опыта длительных отношений – в дворце Ширасаги находилось немало желающих одарить вниманием самого сильного из воинов страны, ему посылали недвусмысленные взгляды как женщины, так и некоторые юноши, но… Это были лишь отдельные эпизоды, потому что он не хотел связывать себя дополнительными обязательствами: его верность принадлежала только Томойо, у него был только один долг, и единственным, чего он искал и страстно жаждал, являлась сила.
А теперь...
Он вдруг понял, что на сей раз совсем не хочет разжимать руки... и это чувство ему здорово не понравилась.
- Я знаю, что ты уже не спишь, - наконец низко проворчал ниндзя, почувствовал дикое раздражение из-за собственных мыслей. Хрупкая иллюзия мира осыпалась холодными осколками.
Несколько секунд Фай не шевелился, только его тело едва заметно напряглось. Потом он медленно поднял голову и улыбнулся сквозь упавшие на лицо волосы, бодро пропев:
- Доброе утро, Куро-пон!
Курогане одернул руку, словно обжегшись, и едва не отшатнулся, резко сел на кровати, отворачиваясь и стискивая зубы.
Потому что это была та самая проклятая фальшивая улыбка. И эту улыбку нестерпимо хотелось разбить ударом кулака, так, чтоб разлетелась брызгами, чтоб и без того распухшие искусанные губы лопнули снова.
Чертов безмозглый ублюдок!..
Так что, ночью все было просто иллюзией, игрой?!
Фай неуютно повел плечами под его пристальным взглядом, но все так же улыбался. Посмотрел на часы и чуть нахмурился, выбираясь из постели.
- Уже семь часов, дети наверняка скоро встанут! – воскликнул он и весело помахал рукой, с притворной строгостью объявив. – Куро-ван, нам нужно поспешить привести себя в порядок, пока они не проснулись! Чур, я первый занимаю душ!
Он стоял совершенно прямо, с выступающими ребрами и острый лопатками, худой и весь какой-то нескладный в дневном свете, и словно ничуть не стеснялся своей наготы. На шее и бедрах были заметны темные пятна. Ниндзя сверлил его взглядом и молчал, тщетно пытаясь убедить себя, что не чувствует ни капли разочарования, только злость.
Маг тем временем гибко наклонился, собрал свою одежду, поднял также испачканное покрывало и, немного прихрамывая, направился к двери. Он был до отвращения похож на призрака, если б не белые бинты на левой ноге, словно привязывавшие его к земле.
- Зачем это было тебе нужно? – в спину ему спросил Курогане.
Фай замер, уже взявшись за дверную ручку, и его плечи застыли надломленной линией. Потом он оглянулся через плечо и мягко улыбнулся, почти так же, как ночью, негромко заметив:
- Не «зачем», а «почему», Куро-сама.
И, не добавив больше ни слова, выскользнул из комнаты.
Курогане с огромным трудом подавил желание ударить кулаком по стене.
...После долгого дождя на улице пахло сырой землей и листьями.
*
«Внимание, внимание! Демоны атакуют мирных жителей, возможны жертвы! Место – кафе «Кошачий глаз»!»
На лице пацана – шок пополам с испугом и беспокойство за принцессу.
Не глядя друг на друга, они синхронно развернулись и бросились прочь из Башни Гномов. Вниз, вниз, вниз, по черной бессветной лестнице, сквозь сырые каменные коридоры, никого и ничего вокруг, только ошметки поверженных ранее монстров. Они буквально вывалились в ночь, на свежий воздух. Темные пустые улицы, рыжие фонари, бесконечные лепестки сакуры в воздухе белыми мухами, а высоко над городом – почти круглая луна.
Они бежали так быстро, что ветер свистел в ушах, а дорога сливалась в сплошное стремительное полотно. Связная мысль была только одна: «Успеть».
Курогане крепко стиснул рукоять меча, и пальцы свело судорогой. Он хмурился и мысленно яростно ругался. Смысл беспокоиться и так спешить, на самом-то деле! Чертов маг, конечно, идиот, но он способен справиться с парой киджи... и он, разумеется, лжец и лицемер, но принцессу защитит, эта мысль не вызывала сомнений.
И все же... Что-то грызло, тянуло душу, какое-то неназываемое дурное предчувствие, и звук их шагов был единственным, что нарушало ночную тишину спящего города.
Вперед, вперед, вперед, еще быстрее, через мост над черной рекой, по петлям пустых улиц, сквозь ленивое падение лепестков.
А в голове почему-то судорожным фантомом – воспоминание, как пахли той ночью руки мага: сладко, чуть остро, щекочуще.
*
Когда они в тот день пошли с Сакурой за покупками, Фай хромал сильнее, чем накануне. Разумеется, принцесса сразу это заметила и забеспокоилась... Растерявшись на мгновение, он привычно улыбнулся и заверил, что все прекрасно, нога почти не болит и в любом случае у него есть замечательный костыль!
Тем вечером Фай снова решил сделать так понравившиеся посетителям булочки. Баночка с корицей случайно опрокинулась, и нежно-коричневая пыль рассеялась по столешнице и рукам. Он медленно лизнул ладонь и сглотнул слюну, не позволив себе поморщиться.
Горько.
А теперь, несколько дней спустя, он стоит посреди светлого зала кафе, за спиной – мирно спящая Сакура и испуганная Мокона, а впереди – человек по имени Сейширо с холодной улыбкой и еще более холодными глазами. И выхода нет, потому что гротескная черная тень с ревом расправляет когти, а он знает, что все равно не будет использовать магию.
...Не «зачем», а... Потому что – разделенная когда-то на двоих мысль: «Я хочу умереть, я хочу умереть, я хочу умереть... Но – перед смертью – я хочу, чтобы кто-нибудь меня полюбил». Хотя бы ненадолго, пусть это будет только иллюзия, только малая частица человеческого тепла...
И Фай вдруг понимает, что не хочет умирать сейчас. Нет – не может позволить себе умереть. Пусть даже смерть – прекрасная возможность сбежать от ответственности и необходимости делать выбор.
Но ему так хочется побыть со всеми еще хоть самую чуточку дольше, даже чувствуя себя обреченной марионеткой, которая беспомощно дергается на безжалостных нитях.
Еще совсем немного дольше, просто чтобы наконец сказать, просто чтобы...
Тень падает сверху, и последнее, что он слышит – отчаянный крик Моконы.
Он даже не понял, успел ли почувствовать боль.
25-26 ноября 2009